За век до встречи

Повернувшись, Бетти пошла прочь. На этот раз она двигалась не так быстро. Внимательно глядя по сторонам, она пыталась понять, что же это за штука – ночной клуб для знаменитостей? В чем его привлекательность? Загадочность? Увы, чем больше она приглядывалась к окружающему, тем меньше привлекательного и загадочного находила. В час ночи «Ворчун» был буквально пропитан угасающей суетой, ощущением бесцельности и пустоты, смутными воспоминаниями и забытыми обещаниями. Пожалуй, во всем зале только она чувствовала себя спокойной и счастливой, трезвой и бодрой. Сейчас она пойдет домой, ляжет в кровать и проспит часов пять. Утром она проснется в своей собственной постели, помня все до единой подробности прошедшего вечера. Вот только что́ ей делать с этими подробностями?

Этого Бетти не знала.

40

1920

Теперь Арлетта почти постоянно сопровождала Годфри в походах по лондонским ночным клубам. Это помогло ей избавиться от прежних привычек и правил и с головой окунуться в мир, в котором она нежданно-негаданно обрела себя. В ту первую ночь, когда Арлетта оказалась в объятиях Годфри, она словно родилась заново. Казалось, раньше она была деревянной куклой, которая только и ждет, чтобы какой-нибудь волшебник вдохнул в нее жизнь. Зато теперь, входя в клуб или ресторан, Арлетта держала себя словно египетская богиня – высокая и величественная, хотя ни особенно рослой, ни величественной она никогда не была. Пользуясь своим положением заведующей отделом в «Либерти», Арлетта безжалостно опустошала вешалки с самой модной одеждой, но если прежде она выбирала платья, которые подчеркивали ее фигуру и могли кое-что порассказать окружающим о ее безупречном вкусе и чувстве стиля, то теперь Арлетта предпочитала экстравагантные наряды, способные заставить ее друзей в клубах расточать ей преувеличенно щедрые комплименты. Правда, изредка ей все же приходило в голову, что она променяла одежду на костюмы, но она утешала себя тем, что создает свой собственный, неповторимый, свойственный только ей образ.

Лилиан называла это «Арлеттин стиль» и пыталась его копировать, но платья, которые носила Арлетта, выглядели на ее округлой, чуть широковатой фигуре на редкость нелепо, плохо сочетаясь с ее бледной кожей и все еще немного детским лицом.

– Я выгляжу как ребенок, который добрался до материнской шкатулки с драгоценностями, – жаловалась она, с театральным вздохом вынимая из волос причудливую серебряную заколку и падая навзничь на Арлеттин диван.

– Дорогая моя, – возражала ей Мину, – ты и есть ребенок, который добрался до материнских украшений. И ты должна этому радоваться.

– Чему тут радоваться, не понимаю? – пожимала плечами Лилиан. – На следующей неделе мне исполнится девятнадцать, а я одна… ну, практически одна веду все хозяйство, потому что от Летиции толку никакого. Из-за этого я чувствую себя так, словно мне – тридцать, но стоит мне посмотреть в зеркало, как я снова вижу перед собой ребенка. Знала бы ты, как это утомляет!

– Уверяю тебя, настанет день, – и произойдет это гораздо скорее, чем тебе кажется, – когда ты, глядя в зеркало, будешь вспоминать этого ребенка и мечтать, чтобы он вернулся.

Лилиан мрачно взглянула на Мину и хотела сказать что-то язвительное, но не сумела найти слов и снова откинулась на диванные подушки.

– Ты читала колонку Бэджера во вчерашнем «Иллюстрейтид Лондон ньюз»? – спросила Мину. – Он снова упомянул Арлетту.

– Нет! – вскричала Лилиан. – Я не читала. У тебя есть этот номер?

Арлетта протянула ей газету, лежавшую на ее туалетном столике. Открыв страницу с колонкой Бэджера, Лилиан принялась читать вслух срывающимся от восторга и волнения голосом: