За Великой стеной

— Я догадался, что ты здесь, — сказал по-малайски Хуан. — Я боялся, что ты не утерпишь и съешь что-нибудь... Ты не ел рыбы? Вижу, что не ел, а то бы мы с тобой не разговаривали. Вас осталось в живых двое.

— За что их отравили, господин Хуан? — спросил тихо Мын-китаец.

— Потом расскажу, — оборвал Толстый. — Уходите, здесь вас могут увидеть. У тебя есть место, где вы можете спрятаться и где я мог бы найти вас, когда нужно?

— Есть, — ответил я по-английски, потому что я почти не умел говорить по-малайски, хотя этот язык и кажется очень простым. Но это только кажется. — Есть лагуна, там кокосовая роща, это если ехать по бетонке. Я туда на самосвале возил землю... Там сильный прибой и землю разровняло волнами, следов стройки не осталось.

— Зачем их отравили? — спросил Мын. — Нам же обещали хороший заработок. Я честно работал... на компрессоре... Меня ждут дома дети и старики. Пусть отдадут мои деньги.

— Потому что вы хорошо заработали, поэтому с вами и разделались, — сказал назидательно Хуан. — Будут пираты платить такие деньги. Они за сотню долларов утопят хоть родную мать.

— Какие пираты? — сказал Мын. — Мы военный объект строили.

— Замолчи! — зашипел Хуан. — Нашел место выяснять, на кого работал. Идите в лагуну. И затихните. Пищу найдете, а потом я приеду на велосипеде. Что-нибудь придумаем».

9

Тетрадь

«...Нас спас девятый месяц мусульманского календаря — наступило новолуние, начался праздник рамазан. Даяки — мусульмане, они соблюдают мусульманский пост — едят только два раза в сутки: перед рассветом и после захода солнца. На голодный желудок по римбе не погуляешь. В римбе каждый шаг нужно прорубать голокой... У нас ножей не было, строителям не полагалось иметь даже перочинного ножа. Охрана боялась, что нервы у людей не выдержат и они перережут охрану. Голоку дал Хуан. Мне повезло, что у меня был друг — португалец Хуан.

Вообще-то европейцы непонятны. Их даже вначале путаешь, пока не привыкнешь различать лица. Хуана трудно было спутать, он толстый как слон. Перед ним заискивали даже даяки; если невзлюбит, то будешь есть один жидкий рис. Кормил-то нас хорошо, лучше охранников, поэтому они нас и ненавидели.

У Хуана была одна слабость — обезьяна Балерина, милая и смешная макака. Толстый Хуан любил ее, как сына-первенца. Я не знаю, была у него семья или нет, здесь не принято откровенничать, здесь людей звали по кличкам, и никто не знал, что у другого на душе. Это даже хорошо — меньше доносов. Каждый был занят своими думами, если на думы оставалось время.