— Ходил я на норвежском спасателе. От флибустьеров мы отличались тем, что никого не топили. Помню, ураган, шквал, буря, добавьте к этому косой дождь наполовину со снегом, норд-норд-ост, лед на снастях и мою зубную боль, тогда картина станет для вас ясной. Правда, команда состояла из моряков, а не из этих телят, которых я сейчас транспортирую в Сингапур. И в том и в другом есть свои минусы. Если телята с трудом отличают линь от киля, то «волки» знают слишком много, и каждый норовит дать совет. Идем. Где-то рядом тонет «швед». Ищем. Находим. Заходим с правого борта и вступаем в переговоры. «Что везете? Стоимость фрахта?» — и другие вопросы… В общем, сколько мы будем с этого иметь. Не торопимся, потому что чем больше они наглотаются воды, тем больше мы с них сдерем. А «швед» ведет себя как-то странно — тонет, но платить настоящую цену отказывается, точно ледяные ванны для них приятны, как для толстокожих тюленей. Мои «волки» набились к рулевому, как сардины в бочку, курят трубки и советуют отойти, точно я сам не знаю, как грабить на большой дороге. Несколько раз мы отходили, подходили, проклятый «швед» зачерпнул левым бортом, но молчит, как медуза. И когда уже…
Он не успел досказать историю, потому что появился худощавый матрос и произнес единственную фразу, которую он знал по-французски:
— Хорошо, капитан!
Но даже я догадался, что ему совсем не хорошо, а очень плохо.
— Что он сказал, переведи, — приказал капитан рулевому.
Рулевой посмотрел на матроса и перевел:
— Он говорит, что человек упал в трюм.
Перевод оказался удивительно точным — радист, упав в трюм, не сломал себе шею лишь потому, что попал в воду, которой в трюме было как в хорошем бассейне, и плавал там, как мышь в бочке с пивом, при этом умудряясь орать так, что заглушал шум дизелей и рев медных труб эскимосов с Аляски, самозабвенно исполнявших траурный марш Шопена.
— Вот точно так же тонул «швед», — глядя сверху вниз, глубокомысленно изрек капитан. — И знаете, его спасли. Мимо шли советские моряки… Они нам спутали все карты — заарканили «шведа» и увели в порт, даже не договорившись о цене. Вира!
Это уже относилось к матросам, которые сбросили в трюм спасательный круг, привязанный к нейлоновому шнуру. Но команда капитана осталась непонятой, и матросы ждали чего-то, по всей вероятности, перевода.
— Эй, парень! — подозвал капитан худощавого матроса. — Скажи им, чтобы они поднимали «шведа», тьфу, радиста наверх!
— Хорошо, капитан! — ответил матрос, потом крикнул: — Хорошо, капитан!
И радист оказался на палубе.
На его груди, как в старинном Евангелии, была вытатуирована гробовая истина: «Все там будем», но, видно, туда, где рано или поздно мы все соберемся, ему попасть первым расхотелось, ибо он заорал еще громче, чем в трюме:
— Спасайтесь! Мы тонем!
Перевода не потребовалось… Самым занятным оказалось то, что мы не могли дать SOS — радист разбирался в аппаратуре не больше, чем бедуин в теории относительности.
— Торопиться некуда, — сказал капитан. — Пусть побегают…
— Они садятся в лодки, — сказал я, испытывая невероятное желание присоединиться к команде.
— Пусть садятся, — ответил капитан. — Для того чтобы покинуть судно, нужно прежде спустить шлюпки на воду, а этого они делать не умеют.
— Не понимаю, — взорвался я, — зачем же вы набрали такую команду?
— Деньги платит хозяин корабля, — сказал Микис, — а подонки стоят намного дешевле, чем настоящие моряки.
— А вы-то куда глядели? Зачем согласились?
— У меня свои расчеты, — ответил капитан. Он вздохнул, посмотрел куда-то вдаль, потом продолжал: — Видите, обормоты вылезают из спасательных шлюпок. Сейчас они прибегут сюда… Идите в каюту, ни о чем не беспокойтесь, мне необходимо с ними побеседовать как отцу с блудными сыновьями.
К сожалению, я не послушался доброго совета капитана и поторопился — пошел в радиорубку. Наступили три минуты молчания. Я включил передатчик, взялся за телеграфный ключ. Слава богу, сигналы самые простые. Место нашего нахождения я установил на капитанском мостике.
Авианосец жил механической жизнью, это был чудовищный автомат, начиненный тысячами баррелей нефти, мазута и горами взрывчатки. Возможно, где-то в его стальном брюхе спали атомные головки, способные поднять океан на воздух. Плавучий плацдарм. В воздух через минутные интервалы взлетали «ангелы смерти», оставляя за собой дорожку дыма, с ревом набирали высоту и маленькими безобидными чайками уходили в сторону берега, во Вьетнам, Лаос и Камбоджу, чтобы сеять уничтожение, страдание, ненависть.