За Веру, Царя и Отечество

Так, в связи с нарастанием в столице напряженности в феврале Петроградский округ был выведен из состава Северного фронта в самостоятельную единицу, и командующему предоставлены большие полномочия. Но встал вопрос - кому подчинить округ? Сперва считали - военному министру Беляеву. Однако посыпались возражения. Беляева не любила общественность, голословно объявив креатурой покойного Распутина. Но и Протопопов решил, что Беляев может стать ему конкурентом, а министр внутренних дел роль "спасителя Отечества" отводил только себе. Поддержал мнение, что при подготовке весенних операций у военного министра будет своих забот полон рот, и на должность был назначен ставленник Протопопова - ген. Хабалов. Менее всего пригодный к ней. Он никогда не воевал, не командовал войсковыми соединениями, продвигаясь по линии военно-учебных заведений. А перед назначением был губернатором спокойной и дисциплинированной Уральской области. Что в сочетании со стариком Голицыным и болтуном Протопоповым давало абсолютно катастрофический "триумвират".

И надежные соединения с фронта на самом-то деле в Петроград направлялись. Хотя, конечно, главнокомандующие отдавали их неохотно. Скажем, из-под Эрзерума была снята одна из лучших, 5-я Кавказская казачья дивизия ген. Томашевского - одной ее хватило бы в критические дни, чтобы смести бунтовщиков и изменников. Под Петроград снимался также 4-й Кавказский конно-артиллерийский дивизион, некоторые другие части. Но эти переброски начались только в феврале и к решающим событиям не успели. Кроме того, против посылки дополнительных контингентов возражал Хабалов, впервые столкнувшийся с проблемами управления, обеспечения и снабжения огромного количества войск. Новые части просто негде было размещать - Петроград и его окрестности были забиты училищами, госпиталями, а главное - запасными батальонами. Сочли, что разгрузить от них столичные казармы проще будет весной, когда солдаты хоть немного подучатся и отправятся с маршевыми ротами на фронт.

Наконец, ни царь, ни Протопопов, ни Хабалов не хотели "дразнить гусей". А общественность очень остро реагировала на любую силовую угрозу. Например, в феврале вдруг покатились слухи, что на столичных крышах устанавливают пулеметы - чтобы полиция расстреливала грядущие демонстрации. Те самые "пулеметы на крышах", о которых так много потом вопили революционеры. И тут же Особое Совещание по обороне направило гневный запрос военному министру: по какому праву боевое оружие вместо отправки на фронт передается МВД?! В действительности же дело обстояло совсем в другом. С конца 16-го немцы повысили дальность своей авиации и начали бомбардировать Лондон уже не только с дирижаблей, но и с самолетов. Поэтому было решено создать в Петрограде систему ПВО под командованием ген. Бурмана. И на крышах устанавливались не просто пулеметы - зенитные. А вот для стрельбы вниз они, к сожалению, были не приспособлены.

Все же и февральскую попытку атаки на власть удалось сорвать. 9.2 полиция арестовала "рабочую группу" при Военно-промышленном комитете и "пропагандистскую коллегию рабочей группы" - при этом были найдены доказательства подготовки массовых выступлений, приуроченных к открытию Думы. Гучков и Коновалов разразились протестами в прессе, возмутились ВПК и Особое Совещание по обороне. Однако арест дезорганизовал готовившиеся манифестации. Сходки на заводах все равно начались, но преждевременно - с требованиями освободить "рабочую группу". Вдобавок, думская оппозиция и большевики перешли друг другу дорогу, назначая для забастовок разные даты, и вместо общей стачки, на которую замахивались и те, и другие, получилась разрозненная череда беспорядков то на одних, то на других предприятиях. Доклады охранного отделения отмечают одну полосу забастовок 12-17.2, другую 20-23.2, третья началась 26.2. Иногда доходило до столкновений с полицией, на Путиловском в нее "посыпался град железных обломков и шлака". Но "критического" уровня вспышки не достигли. Сдерживанию эмоций способствовала публикация 22.2 решительного (хотя бы на словах) объявления Хабалова, что беспорядки, если потребуется, будут подавляться силой. А когда Родзянко очередной раз сунулся к царю докладывать о революционных настроениях в столице и под этим предлогом выпрашивать "ответственное министерство", Николай твердо ответил: "Мои сведения совершенно противоположны, а что касается настроения Думы, то если Дума позволит себе такие же резкие выступления, как прошлый раз, она будет распущена".