За волной - край света

Чиновник раздумчиво помолчал, затем поднялся из–за стола и пошел в глубь коридора, в конце которого светил слабый фонарь. Шелихов вдруг понял, что так поразило его в чиновнике. Чиновник шел по черным щелястым половицам, ступая осторожно, как идет по приморской тайге тигр, которого однажды довелось видеть Григорию Ивановичу. И так же, как огромная эта кошка, чиновник не оглядывался. «Мягок, — подумал Шелихов, почувствовав острожную неуютность, сырость, проникавшую под камзол, — но не приведи господи попасть такому в руки».

Пугающей походкой чиновник вернулся к столу и положил перед Шелиховым папку с бумагами. Пере — листнул заглавную страницу.

— Вот, — сказал, — Шкляев Иван. Демидовский, с Урала. Хозяйский дом спалил. Отчаянный. — Взглянул на Григория Ивановича. — А вот Алферьев Степан из Тверской губернии. Разбойник. Помещика сжег. Бит кнутом и к нам сослан. Так как, господин Шелихов, надобны вам такие?

— Они здесь, в остроге? — спросил Григорий Иванович.

— Нет. На поселении, под наблюдением неусыпным. Смертоубийство на них недоказано, а оттого и под стражу не взяты. На поселение присланы.

— Когда и как я могу определить их по своему усмотрению?

— Хотя бы и сегодня, — сказал чиновник и слабо повел рукой, — неподалече проживают, дабы хлопот не доставлять в охране и содержании.

— Распорядитесь, милостивый государь, о передаче ссыльных, — сказал Шелихов твердо.

Чиновник не то с осуждением, не то с сожалением покачал головой.

— Воля ваша, — ответил, — приказ господина губернатора я выполняю неукоснительно. — Губы чиновника растянулись в улыбке, глаза полузакрылись воспаленными веками. — Как же‑с, приказ для нас закон. — И в другой раз он странно взглянул на Шелихова.

Первым, с кем встретился Шелихов из ссыльных, был Иван Шкляев.

— Садись, — сказал Григорий Иванович, когда ссыльного привели к нему, — поговорим.

Иван посмотрел на купца и ничего не ответил. Из–за наброшенных на лоб спутанных волос проглянул и тут же погас настороженный взгляд, какой бывает у людей, долгое время находящихся под стражей. Как легко отличить собаку, однажды побывавшую под колесами, так отличим и острожный. Это сидит в нем, как оспа, только шрамы ее не на лице, но в сознании. И метину эту редко кому удается скрыть. Корявый, угластый был мужик Шкляев Иван. Из ворота его армяка выглядывала жилистая шея, борода висела клоком.

— Садись, садись, — повторил Григорий Иванович.

Иван по–прежнему стоял у дверей и даже движения

к лавке не сделал.

— Кузнец? — спросил Шелихов. — Как работал у Демидова?

Помолчав, Иван сказал:

— Знамо, не лежа, — и замолчал, только переступил битыми лаптями и еще ниже голову угнул.

«Да, намаюсь, похоже, я с ними, — подумал Григорий Иванович, — напуганы больно». И ошибся. Шкляев из тех мужиков был, которых напугать трудно. Но ломан много, бит кнутом и зол так, что на хорошее слово не отвечал. У Демидова в четыре утра, под барабан на работу вставали, шабашили с сумерками и тоже под барабан. Выдюживали немногие, так что демидовские железо и медь не только из руды уральской варились, но и из человеческих жизней. Поровну руда с кровью замешивалась. В такой костоломке забудешь про добро.

Шелихов наклонился, достал из стоящей за столом корзины увесистый кусок вывезенной с новых земель медной руды. Побросал на ладони, протянул Шкляеву.

— Погляди, — сказал, — какова руда.

Шкляев искоса взглянул и отвернулся.

— Что ж ты? Возьми, посмотри, — настаивал Григорий Иванович.

Шкляев, так же недвижно стоя у дверей, молчал, но все же в другой раз глянул на руду.

— Это с новых земель привезли. Из–за моря, — сказал Шелихов.

— К чему это мне? — неожиданно спросил Шкляев. — Новые, старые. К чему? — и глянул в упор на купца.

— А ты все же посмотри, — сказал Шелихов.

Шкляев шагнул к столу, взял в широкую ладонь руду, покидал, словно взвешивая. Мужик был широколобый и, видать, сообразительный. С осторожностью положил камень на стол.

— Говори, купец, — сказал, — чего надобно? Ссыльные слухами живут, за море хочешь нас везти? Так, что ли?

— За море, — ответил Шелихов, — мастера там надобны.

— У‑гу, — протянул на то Шкляев, — мастера надобны… Демидову, хозяину моему, тоже мастера надобны. А то, что люди мы, ему пустое. Но а ты, купец, что скажешь? Как жить будем на землях твоих новых? Новые, новое, а будет ли правое? — И, тяжело, по–мужичьи сдвинув брови, посунулся лицом к Шелихову. Взглянул пронзительно.

Григорий Иванович разглядел: губы у Шкляева упрямые, твердые, глаза смотрят смело. И догадался: «Нет, этот не запуган, здесь другое. Характер у мужика крепкий».

— Спрашиваешь, как жить на новых землях? — Григорий Иванович руки на стол положил и, поймав взгляд ссыльного, сказал: — Как устроите жизнь, так и жить будете. Очень даже просто, а ты как хотел?

— Я‑то? — хмыкнул Иван. Головой крутнул. — Ну, купец, удивил ты меня. Да о том, как хочу жить, меня отродясь никто не спрашивал. Экое диво. — Смягчился лицом.

Переломил Григорий Иванович настроение Шкляева. Тот сел на лавку, заговорил: