За волшебным порогом

Но ты, моя планета,

Любви и радости, и света,

Ещё подаришь миру светлых,

Любовью полных сыновей и дочерей.

Мне не страшна темница,

Над казнью я смеюсь,

Я не боюсь погибнуть,

Я смерти не боюсь,

Я вижу пред собой пылание зарницы,

Я вижу ангелов, хранящих твой, о, Родина, покой,

Я вижу вкруг себя родные лица,

О, свет любви моей, о, Родина, навек пребудь со мной.

Я, очарованный её песней, спросил у возницы, кто эта девушка и куда её везут, и мне он, скривя лицо, ответил, что это лазутчица с другой планеты, с планеты резервации Z-1585. Что он везёт её в столицу, а там её ожидает казнь.

О, сколько же горя и радости я испытал одновременно. Я долго шёл рядом с повозкой. Я смотрел на девушку, на её светлое лицо, и в моем сердце, – я-то думал, что оно каменное, – что-то произошло. Как будто извержение вулкана, будто расплавление металла в печи. Сердце стало тёплым, потом горячим, а потом запылало. Меня это удивило и испугало вначале. Я же с детства знал, что любовь на нашей планете невозможна. Что все жители, заподозренные в любви, ссылаются в резервацию на планету Z-1585. Потому как считалось, что любовь и спокойствие несовместимы. Таким образом на нашей планете остались люди только с каменными сердцами. Никого это не пугало, все уже давно привыкли к такому положению дел. Но всё же, раз в столетие или в два столетия, кто-то проникал на нашу планету и заражал вирусом любви наших жителей. Тех, у кого иммунитет был не на высоте, схватывали вирус и влюблялись. Но это происходило крайне редко. О таких случаях у нас можно было прочесть в учебниках.

Я никак не ожидал, что я подхвачу вирус. Фу, какое ужасное слово-то дали наши соплеменники этому прекрасному чувству любви. В том, что я влюбился, я уже не сомневался. И готов был за эту девушку, за свет её любви к миру и к своей планете, пойти хоть в тюрьму, хоть на эшафот. И не важно даже, ответила бы она взаимностью на моё чувство к ней, или нет. Чувство, которое зародилось в моем когда-то каменном сердце жило теперь само. Оно просило света и радости. Оно давало радость.

Вот в таком состоянии я помчался домой и с порога закричал маме, что я влюбился. Понятно, что мама очень переживала за меня. Боялась, что меня схватят и тоже посадят в темницу, а потом сошлют в резервацию.

Потому-то она и приложила палец к губам, услышав мой восторженный крик. Страх потерять сына ею руководил. Но потом, закрыв плотно все двери в доме, мы обняли друг друга, и она сказала мне, что мой отец рожден на Z-1585. Но она мне об этом не рассказывала, потому что надеялась, что во мне не проснётся любовь, она понимала, что любовь на нашей планете наказывается. А теперь терять ей было нечего, и она рассказала давнюю историю знакомства с моим отцом. При воспоминании об отце у матери стали влажными глаза, но лицо её не потускнело от грусти, а наоборот прояснилось. И она призналась мне, что тоже полюбила отца, когда встретила его на планете Z-1585. Мать в те далекие времена была астронавтом, то есть училась на него, но отец, властный и деспотичный, не отпустил мою мать в полёты, так что всего один раз моя мать побывала на Z-1585. А потом родился я.

Отец матери, мой дед Вагулит, и сейчас управлял нашей планетой. И в его силах было отправить в резервацию девушку-лазутчицу, которую я видел в повозке. Но мать мне сообщила, что дед решил устроить показательную казнь, а не ссылать лазутчицу на её родину.

Казнь была назначена на вечер следующего дня.

Как я пережил тот страшный день, трудно описать. Поэтому я не буду этого делать. Но вечером, когда девушку подвели к костру, когда решение было наверное невозможно отменить, я, так как сидел рядом с дедом и матерью в первом ряду, бросился к костру. Нет, я не стал его тушить. Я подбежал к девушке и протянул ей руку. Она улыбнулась мне, лицо её просияло, и она, протянув мне свою ладонь, подалась ко мне. Я обнял её. И мы вместе вошли в пламя костра.

Всё это случилось молниеносно. Ни мать, ни дед, ни стражники не успели меня схватить и отвести от костра.

Мы с девушкой, обнявшись, стояли в центре пламени. Огонь и искры скрыли нас от толпы. Но мы не горели. Пламя будто бы и не брало ни меня, ни девушку. Мы даже ощущали прохладу прикосновений языков огня.

Дед, так его слово было законом законов, нашёл в себе силы и приказать потушить костёр, а увидев нас с Делоликой в центре костра нетронутыми огнем, разрыдался и встал перед нами на колени. Все, кто был на площади, последовали его примеру. Они были удивлены тем чудом, что мы целы и невредимы, несмотря на пребывание в жарком огне костра. А дед в тот же день отменил закон о переселении в резервацию тех, кто любит и кто любим. Он на своем собственном опыте убедился, что любовь не боится ничего. Ни огня, ни казней, ни козней, ни приказов. Она есть.

История, о которой я вам рассказал, давняя. Её можно даже назвать мемуарами моими. Теперь у нас на планете почти никого не осталось, кто помнит о каменных сердцах жителей нашей планеты. Мы с Делоликой по-прежнему вместе. Мы любим друг друга.

Деревня