Читаем За воротами дымил большой завод полностью

серых плащах. Елизавета Александровна говорит, что это «провокаторы», и просит не обращать на них внимания. «Провокаторы» машут нам руками, кричат что-то, фотографируют. Нам тоже разрешено фотографировать, и все, у кого были с собой фотоаппараты, начинают щёлкать затвором. Курт дал мне свой бинокль. На той стороне заметно оживление. Подошло несколько английских солдат, подъехали два американских грузовика, из них вышли 5-6 американцев. Все они спокойно разглядывают нас в бинокли, некоторые фотографируют.

Насмотревшись на «противников», мы снова идём в комендатуру. Курт интересно рассказал об охране границы. До недавнего времени в этом районе часто возникали даже вооружённые столкновения. Гибли люди. Так, на глазах у Курта убили его друга, он видел, кто это сделал, но без приказа не имел права стрелять. Ведь американцы того и хотели: чтобы завязалась перестрелка. Поди потом разберись, кто первым начал. Случалось, что американские танки беспрепятственно заходили в восточную зону и ездили по Фридрихштрассе. Пришлось обратиться за помощью к советским танкистам. И вот, когда очередной американский танк заехал на нашу территорию, навстречу ему двинулся советский танк. Оба остановились почти дуло в дуло и так простояли целый день, испытывая терпение и нервы танкистов. Потом американский танк развернулся и уехал.

Ежегодно в районе Бранденбургских ворот устраивались фашистские шествия. Словом, обстановка была очень напряжённой. Правда, случались и другие провокации: однажды под вечер появилась группа абсолютно голых женщин. Они непристойно танцевали и кривлялись.

«Мы с удовольствием посмотрели этот концерт и хотели бы, чтобы подобные «провокации» были чаще», – смеясь, сказал Курт.

Заканчивая свой рассказ, он предложил нам расписаться в книге для посетителей. Мы подарили ему сувенир-спутник, а он каждому вручил открытку с видом на Бранденбургские ворота. Расстались мы хорошими друзьями.

Едем в Трептов-парк. От впечатлений моя голова совсем разбухла, однако стараюсь ничего не пропускать. Проезжаем мимо какой-то фабрики или завода. Вдоль железнодорожного полотна лежит груда битых кирпичей высотой с двухэтажный дом и длиной метров триста. «Смотри, Люська, – говорит Пётр, – вот где апофеоз войны. Что там на картине Верещагина небольшая кучка черепов». «В этой войне и черепов было не меньше этой груды кирпичей», – думаю я.

Подъезжаем к парку, в котором похоронены семь тысяч советских солдат, погибших в боях за Берлин.

Минуя гранитную арку у главного входа, мы подходим к фигуре из белого мрамора скорбящей Матери-родины. Чуть подальше две бронзовые фигуры коленопреклонённых бойцов – старого и молодого. Впечатление такое, словно это живые люди, застывшие в безграничной скорби по погибшим товарищам. Отсюда открывается вид на всю территорию парка. Газоны в середине символизируют род войск: пехоту, бронетанковые вой-ска, артиллерию, кавалерию и авиацию. Справа и слева между саркофагами, на которых выбиты изречения Сталина и рельефы, отображающие историю войны, находятся братские могилы. В отдельной могиле покоятся тела четырёх Героев Советского Союза: генерала, полковника, сержанта и солдата, символизирующие единство армии.

На любом кладбище даже самый весёлый человек становится грустным и задумчивым. А здесь тем более. Я смотрю вперёд, где на огромном кургане стоит мавзолей со статуей воина-освободителя. На сером фоне неба памятник кажется особенно выразительным, своеобразным реквиемом в камне. Я смотрю на памятник, и мне вдруг начинает слышаться тихая, но торжественная траурная мелодия.

Мы поднимаемся по лестнице на вершину кургана, в мавзолей. В его зале под сводами находятся созданные советскими и немецкими художниками мозаичные работы, изображающие представителей шестнадцати союзных республик. На потолке блестит увеличенный в размерах орден Победы, на стене выбиты слова Сталина. Не слова здесь нужны, а сильные, как набат, стихи, мужественные стихи, чтобы у каждого входящего задрожало сердце.

В парке немноголюдно. Когда мы вышли из мавзолея, мы увидели группу французских моряков. Интересно, что чувствуют они и как они сюда попали?

Парк содержится в безукоризненной чистоте. Деревья аккуратно подстрижены, и только две плакучие берёзы, привезённые из России и посаженные здесь, растут, как им вздумается. Здорово придумали, посадив их в этом парке!

Вечером во время ужина узнаём приятную новость: Елизавета Александровна купила нам билеты на «Севильского цирюльника» в Комише Опер. Она сообщила, что театр находится недалеко от отеля, и поэтому мы пойдём «пешки». Это смешное словечко понравилось нам. Позднее мы частенько спрашивали Елизавету Александровну: «Дальше мы пойдём пешками?» Она не могла понять, почему мы смеялись. Объяснили, что пешки – это шахматные фигуры, а так как нас много, то мы и есть пешки.

Елизавета Александровна весело рассмеялась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза