Читаем За воротами дымил большой завод полностью

Однако с самого начала нас не спешили обслужить. Еда была тоже не на высоком уровне. Обычный дежурный обед: салат из капусты и какой-то невкусной травки; борщ, совсем не похожий на украинский; жёсткое, не прожаренное мясо с отварной несолёной картошкой. На третье компот. К мясу нам подали также пиво – хорошее пиво, а кто хотел, пил лимонад. Внешний вид лимонада непривлекательный: жёлтая мутная жидкость, но на вкус лучше нашего.

После обеда отправились осматривать техническую выставку. Договорились о месте встречи и разбрелись кто куда. Мы с Петром и супруги Шишко пошли в павильон ГДР. Ира смотрит в основном на людей. Я поглазела немного на машины и тоже стала смотреть на людей. Всё равно в машинах мы ничего не смыслим.

С наступлением вечера собрались у автобуса. Поехали в общежитие фармацевтов. Елизавета Александровна не знает расположения улиц, постоянно сверяется с картой. И всё равно мы заблудились. Да ещё автобус застрял в грязи и начал буксовать. И это в Германии! Вышли. Не успела я шагнуть, как зачерпнула в свои белые туфли грязную жижу. Мы находимся где-то на окраине. Дорога не асфальтирована. Отто растерялся. Надо вытаскивать автобус, но одному ему это не под силу. Ну а наши-то мужички на что? Дружно упёрлись руками в автобус и с припевом «Эй, ухнем!» вытащили машину из грязи.

Пока всё это происходило, подошло несколько пожилых немцев. Одна старушка, приняв меня то ли за немку, то ли за переводчицу, стала что-то быстро говорить мне. Я поняла, что этой дорогой нам не проехать и надо поворачивать. Я считала, что немецкий знаю прилично, но на деле понимаю с трудом. Нет практики общения с немцами.

Отто, посоветовавшись с Елизаветой Александровной, решил ехать в объезд. Мы же отправились напрямик пешком, так как до общежития было уже близко. Вскоре увидели простое трёхэтажное здание. Внутри безукоризненная чистота, в коридорах полумрак, зато в комнатах окна во всю стену. Комнаты на четверых. Придётся нам делиться по половой принадлежности: мужчины, даже супруги, отдельно от женщин. Нас четверо: Ира, Галя, Лиля и я. Четыре низкие деревянные кровати с огромной по-душкой и периной вместо одеяла. Большой шкаф для одежды с отделениями для белья. На двери висит листок на немецком языке с правилами внутреннего распорядка.

В комнатах запрещается праздновать дни рождения и отмечать другие события. Для этого отводится на каждом этаже специальная комната, нечто вроде нашего красного уголка.

После 8 вечера в комнатах девушек запрещается находиться лицам мужского пола.

В 10 часов вечера свет в комнате должен быть погашен.

Я с интересом осматриваю кухню, умывальную комнату, душевую и сравниваю с тем, что мы имели в нашем новом университетском общежитии, когда я училась в УрГУ. Сравнение не в нашу пользу. Здесь в кухне газ, множество розеток. Умывальная комната сверкает чистотой, над каждой раковиной зеркало и полочка с пластиковыми стаканчиками. Раковин много. В душевой может вымыться чуть не всё общежитие одновременно.

А у нас что? Душевая была, но душ с момента постройки общежития не работал. Туалет с тремя кабинами. Раковина вообще одна. В комнатах, с трудом рассчитанных на четверых, умудрились вдвинуть ещё и пятую кровать. На одном этаже жили и ребята, и девчата, только в разных концах коридора. Зато и демократии было больше. Праздновали, когда хотели. Правда, для посторонних, не имеющих пропуска в общежитие, разрешалось быть до 23 часов.

11 марта 1963 г.

День посвящён осмотру технической выставки.

Стараюсь добросовестно вникнуть в некоторые производственные схемы, но, не зная производства, не могу представить, что в той или иной схеме принципиально нового. Больше обращаю внимание на людей. Их много. Слышится разноязыкая речь. Русские попадаются на каждом шагу. Случалось так: толкнёшь нечаянно кого-то, извинишься по-немецки, а тебе отвечают по-русски «пожалуйста».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза