За все грехи

Мы готовы продолжить нашу борьбу с коррумпированными предпринимателями, эксплуататорами и сукиными детьми, сотрудничающими с местной мафией. Сегодня мы с Хуаном сделали несколько быстрых снимков, пока никто на нас не обращал внимания (но не волнуйся, риск был минимальным, все под контролем). Скоро мы их опубликуем, нужно только дождаться подходящего момента. Думаю, что переберусь пока в Хошимин, самый крупный центр, где эти грязные преступники нанимают детей, чтобы заставлять их работать в нечеловеческих условиях. Материала для компромата хватает, поверь мне, международное сообщество должно узнать об этом безобразии. Я обещаю тебе, что буду осторожен.

Не волнуйся, если я какое-то время не буду писать, здесь это не так легко… к тому же пока – чем меньше я буду оставлять следов в сети и звонить по телефону (ты не представляешь, как мне хочется тебя услышать!), тем лучше. Я постоянно думаю о тебе и не могу дождаться, когда снова смогу тебя обнять.

Спасибо, что проводила в аэропорт.

Спасибо, что ты есть.

Этой победой мы немного обязаны и тебе.

Люблю тебя – и ты это знаешь.

Але

«Я тоже тебя люблю», – думает Линда.

Она сохраняет письмо в папке «Важная почта» и улыбается: какое облегчение знать, что с ним все в порядке, он сделал доброе дело и счастлив! Прошел уже месяц, как Алессандро уехал, и от него не было вестей. Линда поняла, что для него было важно добиться освобождения Хуана. И теперь энтузиазм Алессандро передался и ей. Конечно, она не верит ни единому слову о безопасности: он врет, чтобы ее успокоить. Есть ли там вообще безопасность? И во что еще он ввяжется? Линда хорошо его знает: Алессандро ни перед чем не остановится, когда речь идет о защите правого дела.

Она кладет телефон на деревянный столик под зонтиком и возвращается на удобную лежанку. Уже почти шесть, бассейн «Азоло Гольф-Клуба» постепенно пустеет, холмы озаряются прекрасным светом, который можно увидеть только в это время. Томмазо привез Линду в это чудесное место, и это их первое воскресенье вместе. Ему удалось выкрутиться перед Надин, сказав, что поехал на важную рабочую встречу. Линда думает: что это могут быть за встречи? Наверное, на них решаются судьбы Европы, и он обязан там присутствовать.

Ради того, чтобы побыть с Линдой, он стал лгать, и теперь он делает это довольно часто.

Ради того, чтобы побыть с Линдой, он стал лгать, и теперь он делает это довольно часто.

Линда поворачивается на бок, протягивает руку Томмазо и касается пальцем его плеча.

– Сколько у нас часов разницы с Вьетнамом?

Лицо у него отстраненное, но отвечает он сразу:

– Если не ошибаюсь, пять, – он чешет в затылке. – А что? – спрашивает Томмазо, чуть спустив с носа очки «Lozza» в деревянной рифленой оправе.

Линда закусывает губу, поправляя топ небесно-лазурного бикини.

– Алессандро сейчас там и только что написал мне письмо.

– А…

Томмазо возвращает очки на место.

– Как он?

– К счастью, в порядке. – Линда вздыхает. – Он добился освобождения своего друга-блогера, которого несправедливо посадили в тюрьму.

Томмазо кивает – он отлично знает, о чем она говорит.

– Там свобода печати – пока недостижимая мечта, которая дается порой ценой крови.

Она испытывает какое-то странное чувство, и это заставляет его задать ей вопрос:

– Ты по нему скучаешь?

– Немного, – отвечает Линда, склонив голову набок.

С Томмазо она не может лукавить. Линда пытается улыбнуться.

– Знаешь, между нами всегда была глубокая связь, с юности.

– Это видно…

Линда садится.

– Что с тобой, ты случайно не ревнуешь? Нет-нет-нет… Для Господина «У меня все эмоции под контролем» – это настоящее нарушение закона!

– Я? Ревную? – Томмазо качает головой, но видно, что его только что поймали с поличным. – Ну что ты! Вовсе нет.

– А вот и да… – Линда внимательно смотрит на него, подходит и садится на краешек его шезлонга. –  Ты ревнуешь, признавайся.

Она тычет ему в грудь кулачком.

– Ну, может быть, – Томмазо опускает глаза. Он не хочет признать, что потерял равновесие.

– О боже, поверить не могу! – теперь Линде становится смешно. – Томмазо Белли, великий дипломат, который занимается урегулированием международных конфликтов, признается, что ревнует?

– Ни в чем я тебе не признавался, крошка. Это только ваши умозаключения, синьорина Оттавиани. – Томмазо улыбается. –  Иди сюда, негодница.

Он притягивает ее к себе и целует.

– О, да! – Линда покрывает его лицо мелкими поцелуями и вытягивается поверх его тела.

– Я так люблю к тебе прижиматься…

Томмазо гладит кончик ее носа с такой нежностью, которую и не подозревал в себе. С Линдой все происходит как-то само собой, спонтанно, разум не в силах отфильтровать эмоции и настроить их так, как ему это удавалось раньше.

– А знаешь, сегодня утром ты неплохо играла.

– Зато ты совершенно не умеешь врать.

Линда смеется, вспомнив уроки гольфа от Томмазо.

Ей казалось непостижимым запомнить тысячу названий клюшек, все это «дерево» и «железо», «паттеры», «драйверы», «санд-веджи»…