За все наличными

Деньги, что принес Карлен с четвертого этажа по возвращении Криса и Абрека из Лондона, таяли стремительно, он и не заметил, как они вдруг кончились. Хотя, конечно, посчитав, какие он делал траты в последние месяцы, Карлен понял, что скоротечное их исчезновение вполне закономерно.

Теперь-то можно было сказать, что у него сложился свой ритм жизни в Москве, появились неведомые прежде привычки, — все это было связано с хорошей едой, модной одеждой, комфортным обслуживанием, с цветами, подарками для девушек и все это требовало денег, больших денег. Он уже давно убедился, что русская столица — самая дорогая в мире, тем более если вести такой раскованный образ жизни. Когда в очередной раз его пригласили в гости ереванские приятели, то сразу раскусили причину кислого настроения своего американского друга. Привычным жестом кивнув в сторону гардероба, Армен сказал, подмигнув напарнику:

— Поспеши, а то мы скоро опустошим саквояжи. Какие-то быстрорастворимые деньги попались, тают как дым, прямо на глазах. — И оба без тени сожаления расхохотались.

Карлен, смущаясь, протопал к гардеробу. Оба саквояжа по-прежнему стояли рядом, но один из них, в который он сунулся вначале, оказался пуст, там лежали теннисные мячи "Шлезингер", второй же заметно похудел. Теперь-то Карлен вполне реально ощутил замечание Абрека: "быстрорастворимые" деньги исчезают, как туман на заре. Очевидно, к следующему разу волшебная сумка, которая помогала материализовать самые смелые мечты и желания, окажется пустой — он знал размах своих друзей, да и прихлебателей возле них после возвращения из Англии заметно прибавилось, хотя они вряд ли кому поведали о случае в лондонском отеле "Лейнсборо".

Странно, но зная, что родник на четвертом этаже стремительно иссякает с каждым днем, Карлен не изменил сложившихся за последние месяцы привычек. Человек аналитического ума, уже хлебнувший американского практицизма, он не узнавал себя и чувствовал, как раздваивается его сознание, хотя еще в разведшколе понял, что выбранная им профессия не способствует цельности натуры.

В психике шпиона из-за постоянного и опасного лицедейства происходят необратимые изменения, и они гораздо пагубнее, чем у актеров. Там тоже постоянная игра, но без существенного элемента — угрозы для жизни. Карлен, конечно, не соотносил свое раздвоение с работой — слишком мал был для этого срок, да и риску он подвергался минимальному. Самое худшее, что с ним могли сделать, — это выслать. Он ведь не охотился за государственными тайнами, не приехал выкрасть секретного ученого или взорвать склады оружия на Тихоокеанском флоте — те и сами взрываются с четкой периодичностью без вмешательства извне.

Он видел причину своего изменения в самой российской обстановке, в московской жизни, которая его окружала. Он попал сюда в исторический отрезок времени, выпадающий раз в тысячелетие, когда происходит кардинальная смена взаимоотношений в обществе, меняются ценности и цели у государства, когда богатство одних переходит к другим за ночь, когда в считанные дни делаются состояния. Он попал в Россию в идеальное для авантюрных людей время, и это время пьянило некогда уравновешенного американца, толкало на непредсказуемые поступки. Он не скрывал, по крайней мере от себя, что в натуре его, как и у большинства кавказцев, есть авантюрная жилка. Это авантюрное начало, попав в благоприятную российскую среду и дав свои всходы, теперь кружило голову репортеру светской хроники, и он стремительно несся то ли к ошеломительному успеху, то ли к провалу. Он жил на грани крайностей... Скрыв от своих шефов убийство в лондонском отеле "Лейнсборо", проживая добытые разбоем деньги, он-то понимал, что по большому счету теперь мало чем отличается от гангстеров с четвертого этажа.

Прошла неделя, вторая, с тех пор как Карлен стал замечать за собой раздвоение личности, или, как он мысленно определил тогда же новую черту в собственном характере, стал ощущать себя сыщиком и бандитом в одном лице. Странно, эти, казалось бы, несовместимые понятия прекрасно уживались в нем, не мешали работать и даже наслаждаться жизнью. Он исправно, дважды в неделю, отправлял материалы не только в "Лос-Анджелес таймс", но и в журналы, освещающие культурную жизнь планеты. Писал он для них только по заказу, как, например, статью о камерном оркестре Юрия Башмета, и гонорары за такие статьи иной раз превышали его жалованье в газете. Он как бы интуитивно нащупывал новые источники заработка, чтобы не снижать резко уровень бытия, когда иссякнет родник на четвертом этаже или случится что-нибудь с его щедрыми друзьями.