За все наличными

На одном из таких представлений сидевший рядом Эйнштейн молча подал Тоглару предусмотрительно захваченную пачку бумаги и угольный карандаш, и Константин Николаевич, увлекшись, сделал несколько рисунков с натуры. В рисунках этих Тоглар легко схватывал движение, жест, пластику тела -главные элементы в балете, составляющие его суть, красоту, грацию. Чуть позже Константин Николаевич, увлекшийся погоней за жестом, движением, стремительным пируэтом, попросил Георгия устроить ему возможность побывать в балетном классе, в репетиционном зале, где сделал еще десятки разных рисунков.

Иногда Фешина неудержимо влекло к природе, на пленэр, на зимние пейзажи, и тогда он один или опять же с Георгием уезжал в свой загородный дом в Переделкино. Особняки в Переделкино, когда-то возведенные по сталинскому приказу для писателей, были построены с размахом, и неплохие архитекторы приложили к ним руку. Поговаривали, что дом, приобретенный Тогларом, выстроен по проекту Курбатова, одного из любимых учеников знаменитого Шехтеля. Эту версию подтвердил и Виленкин, часто бывавший в Переделкино, — ему тоже нравилось вычурное, с претензией на тогдашнюю моду каменное строение. Правда, он, имевший на все свой собственный взгляд, уже видел, что следовало бы убрать, добавить, сломать, перестроить, и обещал после окончания работ на Кутузовском, которые близились к завершению, заняться и загородным домом в сосновом лесу.

Писательский городок, где разместились также дачи крупных военачальников, маршалов, адмиралов флота, с первых лет существования был подключен к центральному отоплению, и жить в нем можно было круглый год. Зимой он был так же прекрасен, как и весной, летом и осенью. Тоглару нравилось, затопив камин в угловой комнате второго этажа, подолгу сумерничать у пляшущего огня — в эти удивительно уютные часы, когда так легко и светло думается у весело пылающих смолянистых сосновых чурок. В Переделкино, где в зимнем лесу из-за поворота неожиданно может появиться медлительно-вальяжный лось, Тоглар впервые, после давних уроков отца в районном Доме пионеров, попытался писать маслом. Но эти этюды на свежем воздухе, в заснеженном лесу, давались ему трудно, наверное оттого, что перед глазами всегда стояли полотна деда, непревзойденного мастера зимних пейзажей. Вот это-то и не давало Тоглару радости: умом, эстетически до понимания творений деда он дошел, но добиться успеха в своих работах, после того как много лет не брал кисть в руки, он пока не мог, хотя интуитивно чувствовал, что все еще впереди.

Женя Виленкин, забравший по просьбе Константина Николаевича из антикварной лавки в Замоскворечье старинные гравюры с видами Санкт-Петербурга, высоко оценил покупку хозяина квартиры.

Приобрел Виленкин у старого антиквара и еще кое-что по мелочи, чтобы гравюры не выглядели инородными в модерновой мастерской. Как бы стилисты ни увлекались антиквариатом в современном интерьере, Виленкин придерживался другой линии — современной и даже авангардной, хотя отдавал должное изыску старинных вещей, мебели, посуды, аксессуаров. Однако использовал их осторожно, в меру, органично вплетая в свои проекты. И как радовался дизайнер, когда, промучившись неделю, сумел развесить все шесть гравюр в мастерской так, что ни огромная сюрреалистическая работа Эдуарда Шагеева "Сон эстета", ни работы Лефарга не отталкивали друг друга, а, наоборот, дополняли, вызывали интерес. Вот в этом — найти и совместить, казалось бы, несовместимое — и проявлялся настоящий талант дизайнера.

Так, в хлопотах, суете по обустройству будущего семейного гнезда, в поездках в заснеженное Переделкино, пеших прогулках по старой Москве, почти ежевечерних телефонных разговорах с Натальей пролетел февраль. И однажды поутру неторопливый Виленкин объявил, что к Восьмому Марта квартиры будут готовы, а чтобы обставить их окончательно, как договаривались — с мебелью, посудой, белыми шелковыми ламбрекенами на окнах, — ему требуется еще месяц, потому что все нужное уже заказано разным фирмам. По мере поступления заказанного все определилось на свои места, и квартиры задышали по-новому. Итальянцы смонтировали удивительной красоты освещение в обеих квартирах, немцы оборудовали обе кухни, финны — ванные комнаты и санузлы. В общем, дом ждал лишь хозяйку...

В тот же день Тоглар уговорил Наталью прилететь в Москву, хотя бы на женский праздник, и обещал ей большой сюрприз. Наталья согласилась приехать на три дня — мать по-прежнему находилась в больнице. 3