За вуалью

В ванной я включила свет и скривилась, но не смотрела на себя в зеркало. В такие ночи, когда я просыпалась вот так, из — за своего состояния или без причины, ощущая только страх, мне казалось, что в зеркале правда. Я боялась, что посмотрю в отражение и увижу не себя. А если себя, то другую.

Но кто мог винить меня? После всего, что я прошла, я знала, что все возможно. И хоть снаружи у меня была довольно обычная жизнь для восемнадцатилетней, под поверхностью обычного не было.

К счастью, редкие забирались под поверхность. А если они делали это, то убегали с криками или получали мою верность.

Последнее бывало очень редко.

Я наполнила стакан водой из крана, выключила свет, не глядя на отражение, и прошла мимо ночника в коридоре в свою комнату. Отец спал в конце коридора, но со смерти мамы он спал не крепко. Я видела, что он пил снотворное каждую ночь. Когда он не делал этого, он уходил ночью в свой кабинет.

Я переехала в комнату сестры, она теперь жила в Сиэтле. Тут было просторнее, светлее и лучше, чем в моей старой комнате, которая теперь была моей гардеробной. Но было сложно забыть все кошмары, что произошли в этой комнате. Когда мне было пятнадцать, спальня Перри была домиком ужасов со страшными событиями.

Я выпила воду и забралась в кровать, еще ощущая ветерок. Фонари успокаивали, тусклое оранжевое свечение не давало комнате быть темной, напоминало, что рядом есть жизнь. Что соседи по сторонам дома и напротив. Наши дворы были достаточно большими, чтобы мы не лезли в дела друг друга (скажите это миссис Хедли дальше по улице), но я все же ощущала, что была не одна.

Мама умерла, а Перри переехала, и было сложно не ощущать одиночество. Последние два года были особенным адом.

Я прижалась головой к прохладной подушке и закрыла глаза, надеясь, что спокойствие унесет меня на глубину. Но тут я услышала тихий шорох. Ох, я просто хотела уснуть, хотела, чтобы мир почернел, чтобы я проснулась, когда уже будет светить солнце.

Но звук продолжался. И становился не громче, а… четче.

Я медленно села и затаила дыхание, слушая. Шорох напоминал ногти по двери. По двери шкафа, если точнее.

Я сглотнула, сердце забилось сильнее. Мне не казалось. Я не спала.

Звук продолжался, стал протяжнее, почти разносился эхом по спальне.

Может, это была мышь? Большая. Ладно, крыса. Большая крыса. Я надеялась, что это так. Если это крыса, пусть сидит там, а утром я попрошу папу разобраться с ней. Другие варианты были неприемлемы.

Я осторожно встала с кровати, не шумя, и смотрела на шкаф, застыв на месте. Я не открою дверь, но я ночевать тут не стану. Может, стоило разбудить папу, но ему нужно было поспать, и я догадывалась, что шорох прекратится, когда он придет, а в шкафу ничего не будет.

Посплю в другой комнате.

Я невольно замерла у шкафа, пока шла к двери спальни.

Звук изменился. Стал трепетом крыльев о дверь, шорох усилился.

Я не дышала. Казалось, в шкафу была курица, а не крыса — мутант, но хоть я знала, что в этом есть нечто забавное, это не веселило.

Потому что большая крыса была понятной, а курица — нет.

И крылья звучали не как перья.

Хлопки были сильными, казалось, кто — то бросал куски сырого мяса об стену.

Меня подташнивало от страха, но я стояла на месте, застряв в комнате.

А потом услышала.

Грубый, но знакомый голос донесся из шкафа.

— Выпусти, — прохрипел он, звук сдавил в кулаке мои легкие.

Дверь шкафа загремела от стука.

Три удара.

Я проснулась.

* * *

— Новая сумочка? — спросила Эми, когда я села на пассажирское место ее «Ford Focus», который она купила у прошлого владельца пару месяцев назад, накопив на машину.

Я посмотрела на маленькую ярко — розовую сумочку YSL, что висела на моем плече. Я накопила на нее вместо машины.

— Типа того, — сказала я. Сумочку я купила на онлайн — распродаже пару месяцев назад, просто не было шанса взять ее с собой. Я все время покупала новые вещи — это входило в работу модного блогера — но использовала я чаще всего одну и ту же сумочку.

Сегодня мне нужна была розовая яркость в жизни. Я ужасно спала ночью после стука и шума курицы в шкафу. К счастью, я не испытала этого снова, хоть теперь обходила шкаф. Но я уловила иронию, ведь собиралась плотнее заняться дизайном со следующего месяца, и мне придется чаще бывать в шкафу.

Но мне снился парень, которого я встречала лишь раз, и эти сны были хуже. Я просыпалась в счастливом состоянии, сердце сияло, и я парила. Это было противоположно пробуждению от кошмара. Потому что, хоть я не могла вспомнить мелочи из сна, я знала, что была с этим парнем, была в безопасности и любила его. Я не знала, любил ли он меня, но я была словно на вершине мира, я такое никогда не испытывала.

И от этого было хуже. Когда ты просыпаешься от кошмара, реальность утешает. Когда просыпаешься от лучшего сна, реальность становится пощечиной, напоминанием, что ты ощутил такое, мог получить, но этого нет.