Три дня назад она написала привычно-неказистое "как дела". На полтора дня я всерьёз забыла об увиденном сообщении, потом уже просто решила, что неважно, когда я отвечу, в итоге написала сегодня. Памятуя о прошлом таком разговоре, догадалась, что она про пробник по русскому, который я написала весьма противоречиво - тест идеально, а в сочинении не попала с темой и получила вроде как ноль баллов, из-за чего конечный балл очень низкий. Так и написала, что всё очень плохо. Странно, но потом она спросила в общем, а настроения у меня всё так и нет. Нам запрещают первомай. И я ни с чем не справляюсь, у меня нет сил, я чувствую, как напишу экзамены недостаточно хорошо, как трачу вспутую время и деньги, как нелепо-бесстрашно веду "открытую" жизнь, собираясь поступать в университет, хотя дальнейшая работа по профессии мне, скорее всего, будет недоступна. Одноклассницы, редкие пьянки, походы в театр, Л., другие одноклассники, родители; летом мама уже согласилась оплатить мне очередную поездку в международный лагерь, вчера я занялась поисками подходящего места и остановилась на местечке в Англии, уже загорелась идей. Неловко оттого, что меня туда отправят, даже если я плохо сдам экзамены, хотя, кто знает, может, тогда и не отправят. Зачем мне поступать в университет? Да, мне это интересно с одной стороны, но это только малая грань того, чему я хотела бы посвятить жизнь, у меня имеются куда более глобальные намерения. В общем, в моей голове характерная для моего возраста путаница и неразбериха. И вот её сообщение, и я устало, безэмоционално, но искренне отвечаю: "Да так, по-размному". Вслед за отправлением приходит понимание, что сказать ей больше нечего. Раньше я часами рассказывала её всё, что могла вспомнить за прошедшее время, а теперь - вот так. И стало так грустно, тоскливо, что теперь не с кем мне разделить всё, что копится в душе - равзе что только с самой собой, да с вами. А затем мне вспомнилась ночь на Ястябином и наши шумные и очень родные разговоры ночью в палатке; там ей тоже было неинтересно? А теперь вот вспомнилось, как я в последнюю нашу встречу ей рассказала историю трёх-четырёхлетней давности про таможню: проходили мы её с отцом, и таможенница задала отцу вопрос: "С кем едете?", - а он отвлёкся, и я ответила за него: "С женой и ребёнком". Таможенница широко открыла глаза, отец шутливо: "Ха, какие у тебя мысли!". И Таня на это выдала что-то вроде того, что я уже заранее готовлюсь к будущему. К чему я всё это? Грустно мне, грустно, что всех потеряла и никогда с тех пор так и не нашла.