Под ногами было много всего: старый телевизор, большая игрушка, рулоны обоев, какие-то пакеты... Когда я уже прижала её к стене, и мы чуть не падали, приостановились и вернулись в саму комнату. В голове начало туманиться, мне захотелось поделиться с ней этим произведением. И некоторыми фотографиями. Опять мы начали говорить, но уже приглушённо, мягко, как будто нас и впрямть что-то связывало. Я показала фотографии с двух Первомайских Демонстраций, которые посетила, видео, несколько моих домашних фотографий с флагом. Чуть ли не пригласила её присоединиться ко мне на Радужных Кофепитиях, когда я вернусь туда. Она слушала, лёжа на моём плече, и опять перебирала мои волосы, сказав, что давно хотела к ним прикоснуться, особенно когда я перекрасилась, и как её завораживает моя шея. Вызвала у меня скромную улыбку. Ещё она попросила показать ей Таню, я показала не только фотографию, но и некогда нарисованный мною портрет. Р. сказала, что её хочется рисовать.
После фотографий я открыла текст и решила прочесть ей два кусочка, которые часто читаю вслух для самой себя, отрязвляя от бесконечнных, ходящих по кругу мыслей о Тане. Читая ей отрывок "Пусть идёт на**й"(стр...), услышала всхлипы, у неё ведь тоже сейчас разворачивается драма в личной жизни. Я зарылась одной рукой в её волосы, щекой дотронулась до её головы, успокаивая. Она попросила читать дальше. Прочла ещё отрывок: про ненависть с (такой-то страницы), она слушала, прикрыв глаза. Я читала выразительно, но продолжала перебирать пальцами её волосы. Дочитала. У меня очередной претендент на прочтение, попросивший, к тому же, не показывать произведение одному человеку (не Тане). Она резюмировала, что написано простым языком, но благодяря этому реалистично и очень искренне. Я согласилась. Полистала ещё текст, уже не читая ничего, так, изредка отмечая что-то комментариями, она попросила пообещать, что я ничего не буду отсюда удалять. Догадывается ли она, что теперь и она стала одной из многочисленных персонажей? Но ей я этот кусочек показывать точно не намерена.