За землю отчую.

Только не забывайте: биться — татары умельцы великие, а как полон гонят, очень насторожливы. Напасть надо всем разом, когда я знак дам. Вот так!..— Заложив пальцы в рот, он оглушительно свистнул.

Подошли братья Гоны. Фрол держался спокойно (поначалу, увидев пленного ордынца, он словно обезумел — схватился за топор, едва его остановили) уно бледное лицо было по-прежнему угрюмо.

Про Егора и Сеньку часом не спрашивали у татарина? — спросил атамана Любим.

Гордей насупился, ответил с неохотой:

Сказывал ордынец: поймали позавчера в лесу какого-то парня, по всему видать, Сеньку, а Клепа будто сам к ним пришел.

Врет окаянный! — рассвирепел Фрол. — Чтоб Егор да стал иудой!.. Загублю ордынца за слово такое!

Ты зря не ярись! — буркнул Гордей, крепко схватив его за руки. — Я еще не все сказал. Поведал татарин: пять дней тому прибилась к их отряду воровская ватажка. Места здешние добре знают, водят ордынцев по чаще в топям, люд русский ловят. Вот оно как!

Да чтобы Егор пошел на такое!.. — в гневе воскликнул Фрол.

Неужто ты поверил? — бросил хмурый взгляд на атамана Любим.

Оговорил Клепу ордынец! Оговорил! — замахал руками Митрошка.

А Рудак? — напомнил Серпуховский монах.

Сказал тоже! Гуся от воробья не отличит, а туда же! Молчи, праведник!.. — напустились на него лесовики.

Будет, молодцы! — остановил их атаман. — Чего расшумелись? Клепа не предаст, в том у меня нет сомнения. И все ж татарин, должно, не врет. Как ни выпытывали мы с Васильком у него, одно твердит: пришел рыжий урусут к ним сам...

Те из лесовиков, кто не знал Клепу, сильно встревожились, но, робея ватажников, молчали.

Теперь, когда татарин подтвердил, что к ордынцам пристала воровская ватажка, Федор больше не сомневался: на тропе, рядом с конными крымцами, он видел Епишку...

Едва порубежник рассказал об этом, как забеспокоились уже все. Пусть Клепа не выдаст их, но в полон к людоловам попал отрок! Что, если рябой станет пытать его и заставит показать татарам лесной стан... Вот кто, оказывается, иуда, что предавал их всегда!..

Атаман тут же велел всем собираться в дорогу, и вскоре станица уже шагала по лесной глухомани.

На следующее утро, дождавшись возвращения дозорных, которых еще затемно послали на разведку, станичники направились к месту засады. Ордынца и лошадей оставили в лесу под присмотром старого Ваулы. Марийка, хоть и пытались ее отговорить атаман и Федор, тоже пошла со всеми... Да и попробуй такой не уступить!.. Проснувшись утром, мужики ахнули: будто из сказки явилась к ним воительница дивная. Темно-русую косу, уложенную на голове венцом, прикрывал лоскут яркой ткани, вместо разорванной рубашки на Марийке были мужская косоворотка и порты, ноги обуты в сапоги, на плечах овчина. Где найдешь здесь женский наряд? Вот старый Ваула и приодел ее как смог.

Вишь, ягодка! — любовались ею мужики.

И не скажешь, что у ордынцев побывала...

Красна...

Чего к девке пристали? — прикрикнул на них Гордей.— Поскорее собирайтесь. Денек сегодня будет для нас вельми горячий..

ГЛАВА 16

Прошло несколько дней, а Шуракальская орда по-прежнему продолжала стоять под Тарусой. Несмотря на настояния Алимана, Бек Хаджи не торопился выступать на помощь Тохтамышу, В первые дни нашествия крымцам удалось захватить много пленников. Ежедневно невольничьи караваны отправлялись в долгий путь. Лесными тропами и проселочными дорогами до Тулы,— там начинался моравский шлях,— затем безлюдными степями Дикого поля татары гнали ясырь в Крым...

Велев никого не впускать в свой просторный шатер, Бек Хаджи полулежал на персидском ковре возле костра, разведенного тут же. Вчера ни с *чем возвратился мынбасы Мюрид, который во главе своей тысячи был послан ханом вдогонку за бежавшими с поля битвы урусутскими всадниками. Ему так и не удалось перехватить их — переправившись через Оку, они скрылись. А утром в шатер явился мынбасы Солиман и тоже ни с чем — его нукеры так и не догнали тарусскую княгиню, хотя тысяча, которой он командовал, состояла из самых отважных багатуров. Пока они рыскали по дорогам, княгиня глухими лесными и болотными тропками, где верхом, а где и пеши,— добралась до Рязани. Когда Беку Хаджи сказали об этом, он в гневе чуть было не отдал наказ выступить на коназа Олега, но, поразмыслив, одумался...

Возбужденный, разгневанный хан чувствовал, как неуемная ярость, закипая где-то в тайниках души, все больше охватывает его, готовая выплеснуться наружу. Он злился на своих незадачливых тысячников, на урусутов, на бека Алимана, даже на телохранителей, скрытых у входа в складках шатра, которые то и дело кашляли и сопели.

Мысли Бека Хаджи перенеслись к урусутской полонянке, и тотчас гнев его улетучился, непривычное волнение заставило сильнее забиться сердце.

Как она молода, стройна и пригожа! Как красивы ее распущенные длинные каштановые волосы! Как прекрасны карие глаза! И самое главное: она похожа на его мать... Настя!.. Сладко звучит это имя! Словно журчание ручейка, что протекает, неподалеку от его дома в родных горах!..

Бек Хаджи несколько раз повторил вслух:

Настя, Настя, Настя...