За землю русскую. Век XIII

Многие взглянули в ту сторону. Рыжеватый сухощавый нойон попросил у Берке разрешения говорить.

Это был Альфред фон Штумпенхаузен... Хан разрешил ему слово.

Штумпенхаузен глянул снизу вверх на другого рыжего человека, по виду также не монгола, но одетого в монгольский наряд, — исполина с чудовищной нижней челюстью и с далеко залысевшим, как бы гранёным лбом, с плешью на рыжем кудреватом затылке и с презрительно-полусонным выражением мясистого лица.

Гигант, почувствовав вопрошающий взгляд Штумдепхаузена, молча кивнул головой и закрыл глаза. Это был знаменитый Пэта, полководец Батыя, потерпевший некогда, ещё в молодости, пораженье от чехов, пленённый ими и за то отставленный от вождения войск, однако приобретший едва ли не большую власть в Орде — как советник по делам Руси и Европы.

И надо сказать, они со Штумпенхаузеном не напрасно ели ордынскую конину и баранину. Пэта, или, иначе, Урдюй, знал-таки европейские дела, ибо родом был англичанин из Лондона и не из последних рыцарей среди тамплиеров!

   — Ты благоволил мне приказать говорить, — начал свою речь Штумпенхаузен. — Не скажут ли другие покорённые государи: «Этому Александру прощается всё... почему бы и нам не пойти его стопами?» И не забудь, хан: в древности ещё одного воителя звали Искандер!

Заметив, что при этих словах лицо хана передёрнулось, Альфред испугался.

   — Ты благоволил мне приказать говорить, — повторил он.

Однако Берке и не думал гневаться.

   — Александр осторожен и осмотрителен: он умеет ступать, не оставляя следов!.. Он чтит наши обычаи, как никто! — сказал хан.

   — Да, он глубоко разведал Орду, как никто! — послышался медлительный и как бы свистяще-шипящий голос великана.

Эту смелость — перебить речь самого Берке — не позволил бы никто другой в Орде, кроме этого англичанина в монгольской одежде.

Все ждали, что сейчас гнев Берке обрушится на него. Но сэр Джон-Урдюй-Пэта оставался невозмутимо спокоен.

Берке часто-часто заморгал слезящимися веками, на лице его изобразилось любопытство. Разрешение говорить произнесла за него ханша.

   — Говори, Урдюй! — благосклонно сказала она. — Ты хорошо знаешь этих русских и Александра. Что же ты посоветуешь нам? Чем должны мы почтить приезд этого князя?

   — Колодка для столь могучей шеи — самое лучшее ожерелье! — ответил Урдюй. — Александр силён, как Самсон, о котором повествует наша священная книга — Библия. И если дать ему хорошую пару жерновов, то он намелет в день ячменной муки столько, что хватит для дневной потребы всего твоего двора!.. Он будет молоть спокойнее, если над ним сделать то же самое, что филистимляне сделали над Самсоном.

   — А что они сделали над ним? — спросила ханша.

   — Они ослепили его! — ответил сэр Джон-Урдюй.

Англичанин добавил:

   — Братья-рыцари уведомили меня только что: Александр подымал на тебя грузин.

Лицо Берке пошло синими пятнами. Сэр Джон-Урдюй увидал, что отравленная стрела его попала в цель.

Берке сидел некоторое время молча. Затем, вздохнув, произнёс, как бы обращаясь не к одному Джону-Урдюю, но и ко всем присутствующим:

   — Было бы далеко от пути царственного гостеприимства, если бы государя чужой страны, прибывшего к нам с изъявлениями данничества и послушания, мы ослепили бы или предали бы иной какой казни!.. Это дурно отразилось бы на готовности прочих царей и владетелей безбоязненно приезжать к нам... Когда бы Искандер-князь оскорбил какое-либо из священных установлений наших, и я поступил бы с ним, как поступают с тем, кто осмеливается попирать ногою порог шатра, — в этом случае я не был бы осуждён от людей благочестивых и мудрых!

   — Потребуй от него совершить нечто такое, что возмутило бы в нём гордость! Поступи с ним так, чтобы он не стерпел! — сказал Джон-Урдюй.

До самой поздней осени 1262 года Невский и сопровождающая его дружина и придворные принуждены были следовать за кочующей ставкою Берке. Это было похоже на лишение свободы. Правда, в самом русском стане Александр не был стеснён ни в чём и поступал и действовал как вполне самостоятельный государь, чьё стойбище на время прикочевало бы к стойбищу татарского царя. Невскому не препятствовали даже развлекаться соколиной охотой, творить над своими суд и расправу, принимать и отправлять гонцов, однако ему упорно не давали возможности увидеть хана и в то же время не отпускали домой.

Требовать свидания с ханом — это, по ордынским обычаям, было бы делом неслыханным: жди, когда позовут! Однако Александр пытался через своих приятелей в ставке хана, которых было у него немало, добиться аудиенции. Одни обещали помочь, другие лишь разводили руками.