За живой и мертвой водой

После того, как Тарасу при помощи Оксаны удалось улизнуть в Полянске от преследовавшего его полицая н он затесался в колонну людей, отправляемых на работу в Германию, удача словно отвернулась от этого тертого, смекалистого хлопца. Дальнейшие события его жизни были цепью сплошных злоключений. Не успевал он вырваться из одной беды, как тут же попадал в другую. Уже в первые дни пути невольники догадались, что их ожидает в Германии. Их везли в закрытых вагонах. Ведро воды и две буханки хлеба в сутки на сорок человек. Тараса пугал не голод. Он не мог смириться с мыслью, что в то время, как его дружки будут сражаться, пускать гитлеровские эшелоны под откос, ему придется ишачить на заводе или ферме в Германии. Такого позора Тарас не смог бы пережить. Однако дело принимало скверный оборот. Две попытки бежать по дороге закончились тем, что Тараса и двух его новых приятелей отлупили и перевели в карцер — вагон с обитым листовым железом полом и заделанными решетками на окнах. Вагон этот сразу же получил горько–ироническое название: «Привет на родину!»

В городе Бреслау, куда прибыл эшелон, невольников поместили в огромнейшие бараки распределительного пункта восточной рабочей силы. Так именовалась эта чертова контора, но именно здесь в голове Тараса возникла оригинальная идея благополучного возвращения на родину. Он пронюхал, что несколько их хлопцев и девчат после того, как они прошли все комиссии распределительного пункта, отправляют домой. В чем дело? Откуда привалило такое счастье? Тарас сверил несколько обходных листов с листами счастливчиков и понял, что дело в четвертой графе, заполняемой медицинской комиссией. У тех, кого отправляли домой, запись в этой графе была сделана красными чернилами. Возникший план был прост и вполне осуществим. Эшелоны с «восточной рабочей силой» прибывали каждый день, в бараках новоприбывшие смешивались с теми, кто сидел тут уже несколько дней. В этой неразберихе легко было примкнуть к новичкам, получить чистый бланк и снова обойти все комиссии, кроме медицинской, а четвертую графу заполнить самому.

Выполнение этого блестящего плана сорвалось из–за досадной, чисто технической мелочи — ни у кого в бараке не было красных чернил… Тарас сдался не сразу. Чем можно заменить чернила? Его осенило — кровь! Он разрезал осколком стекла палец и попробовал. Но кровь, высыхая на бумаге, приобретала какой–то неопределенный, буровато–рыжий цвет. А чернила в ручке доктора были ярко–красными, с каким–то ядовитым оттенком. Тарас готов был локти кусать от досады, но так ничего и не придумал. Пришлось признать свое поражение.

Через день их выстроили на плацу, отобрали самых молодых, низкорослых, слабосильных и предоставили бауэрам, приехавшим выбирать батраков. Тарас с еще одним хлопцем попал к грузному немцу в зеленой шляпе с маленьким голубым перышком сбоку у шнурка, ходившему вразвалочку, со скрипом. Как оказалось, ногу он потерял под Верденом еще в первую мировую войну и уже четверть века ее заменял протез. На хозяина особенно обижаться нельзя было. Он не издевался над молоденькими батраками, не избивал их, как некоторые его соседи. За шесть месяцев верной службы Тарас схлопотал у него всего три оплеухи. При этом совершенно заслуженно. Кормил, правда, бауэр препаскудно — пареная брюква, капуста, две–три картофелины, кусочек хлеба и желудевый кофе, чуть забеленный молоком и подслащенный сахарином, — таков суточный рацион. Но картошку батраки ели от пуза: крали из ведер с варевом, приготовленным для свиней. Картошки для свиней бауэр не жалел. Конечно, получалось некрасиво, а для бывшего партизана совсем было обидно жрать то, что предназначалось хрюшкам, но голод — не тетка, заставил. Хозяин пытался накрыть их на этом деле (догадался, видать, отчего его батраки пошли на поправку), но не смог — скрип его протеза предупреждал об опасности. В общем вполне сносный был хозяин. Однако Тарас не всегда был доволен им, а под конец даже начал его ненавидеть за его незлой, покладистый нрав.