За живой и мертвой водой

Никто ничего не понял. Несколько вооруженных настоящими винтовками вояк устремились за сотенным, а остальные во главе с референтом пропаганды подбежали к мальчику. Испуганный мальчишка вытирал слезы и ничего толком объяснить не мог, но приведший его часовой сказал, что в Заречном немцы ранили какую-то девушку, и люди несут ее сюда, только, кажется, она уже умерла.

Тарас помчался вслед за Богданом и вскоре настиг вояк, побежавших раньше. Они вытянулись на тропинке цепочкой. Тарас обошел одного, другого и вскоре оказался впереди цепочки. Богдан был далеко, и расстояние, разделявшее его и Тараса, все время увеличивалось. Сестра… Но вот впереди Богдана на тропинке показались вышедшие из кустов люди. Они двигались медленно, несли что-то большое, белое. Богдан добежал, упал на колени. Люди обступили его. Низенькая женщина в сбившемся платке заголосила, ломая руки.

Наконец добежал и Тарас. Да, это Оля… Тело девушки лежало на смятом, окровавленном белом рядне. Крестьянка в сбившемся на затылок платке поправляла подол платья на голых ногах мертвой, плакала беззвучно. Богдан стоял на коленях, низко склонив голову, прижимая к лицу руки сестры. Слезы потекли из глаз Тараса, смешиваясь с каплями пота. Он торопливо вытер кепкой лицо и чем-то сильно оцарапал щеку. Чем-то острым. Но хлопец даже не взглянул на зажатую в руке кепку, он не мог оторвать глаз от убитой.

Начали подбегать запыхавшиеся вояки. Верхом на лошадях прискакали Довбня, старшина и референт пропаганды. Кинулись с расспросами. Те, кто нес Олю в хутор, рассказали, как все произошло. Немцы и полицаи появились в Заречном в полдень. Это было неожиданно, так как обычно облавы устраивались на рассвете. Село окружили и начали хватать хлопцев-подростков, девчат. Тех, кто пытался спрятаться, били. Одного хлопца, который оттолкнул немецкого солдата, застрелили на улице. Оля побежала с девчатами к реке, но у нее болела нога, и она отстала. Все же девушка переплыла на другой берег. Тут-то ее и настигла пуля. Умирая, Оля просила отвезти ее к брату. Она говорила, что он, только он может спасти ее.

— Мы не знали, что и делать… — объяснил пожилой крестьянин, виновато поглядывая на окружавших его вояк. — Хотели переправить назад, в село, поехать в Братын за фельдшером, а тут, глядим, она… Ну и понесли сюда, как просила.

Богдан сидел на земле с закрытыми глазами, гладил ладонью безжизненную руку сестры. Кажется, сотенный ничего не слышал и не замечал, что происходит вокруг. Он то крепко закусывал нижнюю губу, напрягался всем телом, затаивая дыхание, то шумно вдыхал широко раскрытым ртом воздух.

Могила протер платком запотевшие очки, нацепил их на нос, приблизился к сотенному. Подбородок референта судорожно дергался.

— Друже Богдан, друже Богдан, — сказал он, осторожно касаясь плеча сотенного. — Мы все и я лично выражаем искреннее сочувствие вашему горю.

Богдан резко поднял голову, дико, непонимающе взглянул на референта, отшатнулся от него…

— Друже Богдан, не отчаивайтесь…

— Прочь! — хрипло крикнул сотенный. — Уйди! Уйдите все отсюда!! Все!

— Р-разойдись! — немедленно заорал Довбня. — Ну, чего столпились? Не видели… Отойти в сторону. Дальше, дальше. Вон туда, к кустам. Вольно! Можно курить.

Тарас вместе с другими поплелся к кустам. Щеку пекло, кровь капала с подбородка. Чем же, все-таки, царапнул он? Взглянул на кепку — трезуб проклятый, забыл об украшении. Еще знак на щеке останется… Э, если б только эта беда. Оли вот нет уже… Убили сестру Богдана. Сколько ей? Годиков семнадцать — восемнадцать было. Ровесница.

Хлопец и не заметил, как нарвал букет полевых цветов и снова очутился возле Богдана, по-прежнему стоявшего на коленях у изголовья сестры.

— Кто? — не поднимая головы, спросил сотенный.

— Извини, Богдан. Я только цветы…

Тарас положил букетик на ноги убитой. Сотенный повернул к нему мокрое от слез лицо.

— Карась… — дрожащим голосом сказал он. — Оля… Ты видишь, что они с ней сделали? Я ее хотел от неволи спасти. Ты видел сам, на твоих глазах все было… И вот как получилось, Карась. Как будто я сам смерть ей накликал. За что они ее убили? За что?

Богдан вскочил на ноги, затряс сжатыми кулаками.

— Я им покажу, кур… их мать! Я им всыплю. Кровью заплатят за сестричку, за всех моих! Будут помнить Богдана!

Сотенный умолк, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя, что мог услышать только он, и сказал, широко раскрыв глаза:

— Нападу на Братын… Расчехвостю весь гарнизон. Этой же ночью…

— А что скажет Могила? — В этот момент Тарас был далек от мысли подзадорить Богдана, просто он подумал вслух.

— А что мне твои Могила? — яростно накинулся на него Богдан. — Плевал я на него. Понял? И не крути! Ты… умник нашелся, я тебя знаю… Вопросики задаешь. Расстреляю вас вместе со старшиной, тогда узнаете!

Глаза Богдана сверкали, он был невменяем от горя, не понимал, что говорит. Тарас выдержал его взгляд, отвернулся, посмотрел на убитую. Прощай, Оля…