Забайкальское казачество

3-я сотня 2-го Нерчинского полка при поддержке батареи пограничной стражи выбила противника и с этой позиции.

Главные силы отряда двигались по дороге на Айянямынь. Внезапно по ним нанесли удар не менее двух батарей японцев.

4-я Забайкальская казачья батарея по приказу начальника отряда стала развертываться под огнем противника. Так как местность была пристреляна японскими батареями заранее, русские войска несли потери. Не успела 4-я батарея сделать нескольких выстрелов, как половина ее штатного состава была убита и ранена. Подбитые орудия завалились набок, рядом лежала перебитая прислуга. Уцелевшие артиллеристы укрылись за гребнем небольшой высотки. Как только огонь японцев немного ослабевал, они выбегали из-за укрытия и стреляли из уцелевших орудий. Большинство из этих самоотверженных людей так и остались лежать у своих орудий, сраженные шрапнелью или осколками снарядов. Очевидец этих событий Н. Анисимов, адъютант 2-го Нерчинского полка, описывая бой 4-й батареи, отмечает, что раненых невозможно было вынести из-под огня, так как японцы открывали огонь по одиночному человеку, пытавшемуся приблизиться к расстрелянной батарее.

Одну роту 23-го Восточно-Сибирского полка выдвинули для прикрытия позиции батареи, однако ни сотня казаков с охотничьей командой, прикрывавшая батарею ранее, ни прибывшая рота не спасли бы батарею, если бы японская пехота перешла в наступление.

Видя тяжелое положение артиллеристов и казаков, генерал Ренненкампф приказал 1-му Аргунскому полку занять лесной массив, находящийся на правом фланге позиции и еще не захваченный японцами.

Казаки, развернувшись в лаву, стремительно выскочили из-за утеса, где они укрывались, и наметом помчались к этому массиву. Японские батареи перенесли огонь по полку, но ему удалось проскочить обстреливаемый участок почти без потерь. Заняв массив, аргунцы не позволили японской пехоте, которая неоднократно бросалась в атаку, захватить орудия разбитой батареи. Не прекратили атак японцы и с наступлением темноты. Поддерживаемые огнем своих батарей, они не смогли уничтожить подразделение прикрытия и с большими потерями откатывались каждый раз назад. Казаки сражались стойко, а 12-я рота стрелкового батальона 23-го Восточно-Сибирского полка, по словам генерала Ренненкампфа, действовала «выше всякой похвалы».

Бой утих к 22 часам, и 4-я Забайкальская казачья батарея была выведена в тыл. Убитых и раненых артиллеристов вынесли с поля боя сотня прикрытия и уцелевшие казаки батареи.

Оставив на Синхайлинском перевале прикрытие, все участвующие в бою казаки и солдаты 12-й роты отошли со своих позиций. Японцы понесли большие потери и не преследовали отходящих.

К 6 часам утра 10 июня отряд прибыл в Саймацзы, потеряв в бою 92 человека, из них 7 офицеров, 70 казаков и солдат ранеными, 15 убитыми. Ни один казак не был брошен при отступлении. К сожалению, этого нельзя сказать о солдатах. Почти все убитые и раненые 12-й роты остались на позиции, некоторых вынесли казаки, остальные достались японцам.

В ходе этой «усиленной рекогносцировки» удалось выяснить, что у Айянямыня находилось до трех полков японской пехоты и 2–3 эскадрона кавалерии.

10 июня в Саймацзы были похоронены в одной братской могиле убитые в этом бою.

4-ю Забайкальскую казачью батарею как потерявшую боеспособность отправили в Ляоян, а потом в Харбин для ремонта материальной части и пополнения людьми.

В Саймацзы остались только казаки, которые во время похода и боя у Айянямыня ничего, кроме горячего чая, не ели и не пили из-за неимения времени приготовить пищу. Жалкий вид имели истощенные без фуража кони. Но и в Саймацзы, окрестности которой были разорены войной, пищи невозможно было найти. По словам Н. Анисимова, голод «достиг крайних пределов».

Описывая эти события в своем труде, барон Э. Тетгау, приверженец регулярной конницы и ставивший под сомнение боевые возможности казаков, сам невольно, против своего желания задается вопросом: «…справилась ли бы лучше при такой обстановке более организованная и обученная кавалерия?» Вопрос можно понимать по-разному. Но если забайкальский казак, привыкший ходить по тайге, сопкам и имеющий приспособленную для этого лошадь, не может проникнуть за линию сплошного сторожевого охранения противника, то что можно говорить о драгунах регулярной армии, хоть и более «организованных, более дисциплинированных», но набранных на службу со среднерусских равнин, увидевших горы и тайгу только в Маньчжурии? Он же, барон Тетгау, признает далее, что «кавалерия одна не может производить разведку. Японцы никогда не возлагали задачи разведки только на свою кавалерию. Кавалерия их была более осторожна, чем русская. Она действовала, как правило, вместе с пехотой и в горах оставалась непосредственно для прикрытия ее».