Забайкальцы. Книга 2

У раскрытых дверей теплушек грудятся казаки — благо денек сегодня погожий, щедрый на тепло. В числе других около дверей своей теплушки стоит и Егор Ушаков. Глаз не сводит он со знакомых долин, таежных сопок, затянутых дымной пеленой весенних палов. Все это хорошо знакомо Егору, все дорого ему — и проплывающие мимо поселки, станции, тайга, и голые, неприветливые утесы слева от дороги, а справа стремительная, мутная после половодья Ингода, с громадными ледяными глыбами на берегах и на заросших тальниками островах, куда занесло их весенним разливом. Теперь эти рыхлые, ноздреватые, словно изъеденные червями глыбы крошатся, разваливаются на глазах и стекают мелкими ручейками.

Ингода! Сколько воспоминаний связано с нею у Егора, какие чувства возникают при виде родной, милой сердцу реки, возле которой родился и вырос он и только теперь по-настоящему осознал, что любит ее горячей, сыновней любовью.

И радостно сегодня Егору, и грустно от обуревающих его мыслей: грустно потому, что проедет он вблизи своей станицы и не сможет побывать дома, повидаться с матерью. А радостно потому, что полк будет разгружаться в Антоновке и он скоро увидится с Настей, с сыном. Теплой волной наплывает радость, захватывает Егора целиком, распирает грудь: «Эх, скорее бы, а тут машинист, как назло, тащится еле-еле». Высунувшись из вагона, Егор кричит, размахивая сорванной с головы фуражкой:

— Крути, Гаврило! Ползешь как неживой! Взял бы меня шуровать уголь-то, уж я бы тебе нагнал паров!

Встречный ветерок освежает Егора, ласкает его лицо, треплет взлохмаченный русый чуб, прочь отлетели все горести, переживания в пути. Из Гомеля, где казаки совершили переворот, аргунцы пробирались до Читы более двух месяцев. На некоторых станциях казачьи эшелоны простаивали неделями, а в Челябинске дело дошло до того, что дивизию разоружили! Не помогла и телеграмма из Ставки, где говорилось: главковерх разрешил эшелонам 1-й Забайкальской кавдивизии, идущим в свою область, следовать с оружием. Но в Иркутске ревкомитет, убедившись в преданности аргунцев революции, вернул им оружие. Поэтому в Читу Аргунский полк прибыл хорошо вооруженный, с пулеметами и приданной ему полевой батареей четырехорудийного состава.

Вспомнилась Егору сегодняшняя встреча аргунцев с жителями Читы. Хотя было еще раннее утро и на востоке пламенела заря, встречать революционных казаков вышло великое множество людей. Рабочие, красногвардейцы и жители города запрудили до отказа украшенный алыми флагами перрон и привокзальную площадь. На вагонах, на крышах мастерских и станционных зданий — везде понабились люди, а на тополях, словно грачиные гнезда, кучами налипли ребятишки. Посреди этого скопища людей возвышается наспех сколоченная из досок трибуна, на ней члены областного Совета и комитета большевиков, тут и председатель Совета Бутин, и Борис Жданов в рабочем пиджаке и старенькой кепке, и стройный, с офицерской выправкой Яков Жигалин, и молодцеватый красавец с волнистым чубом Дмитрий Шилов, и седоусый Хоменко, и еще несколько старых большевиков и политкаторжан. А у подножия трибуны, желтея медью труб, расположился сводный духовой оркестр, которым дирижировал бывший капельмейстер войскового казачьего управления.

Гулом восторженных голосов всколыхнулась площадь, когда из-за поворота показался паровоз головного эшелона аргунцев, над передним вагоном которого полоскалось на ветру алое знамя.

Еще не совсем остановился поезд, а из вагонов на перрон повалили казаки; серошинельная масса их перемешалась с черным месивом горожан, и на площади стало так тесно, что ни разойтись, ни повернуться. Егор видел, с каким трудом пробирается сквозь толпу к трибуне комдив Балябин, следом за ним устремились Богомягков и Метелица, которого только вчера на митинге избрали командиром полка, взамен заболевшего Новикова.

Рев толпы, восторженные крики усилились, когда Балябин поднялся на трибуну, где его заключил в объятия и трижды облобызал Дмитрий Шилов.

Открывая митинг, председатель областного Совета Бутин говорил о том, с каким героизмом бьются с врагами революции отряды Красной гвардии Сергея Лазо. Мало сил у Лазо, его отряды отступают, но отступают с боями, и оставленные ими станции, станицы и села достались Семенову ценою больших потерь. При этом Бутин зачитал обращение Лазо, то самое, что вчера читали аргунцам на полковом митинге.

«Всем! Всем! Всем!

Товарищи, приближается день решительной борьбы с Семеновым. Организуйте отряды. Присылайте людей хорошо вооруженными, одетыми, обутыми, у нас здесь ничего нет. Предстоит упорная борьба. Заканчивайте организацию отрядов и выезжайте все, кто хочет защищать революцию. Время не ждет.

Л а з о»^[33]