Забайкальцы (роман в трех книгах)

— Лазо! — шепнул Егору Гантимуров. — Я его еще вчера видел в штабе, с пакетом туда ходил.

В это время Лазо, приветливо улыбаясь, поднес руку к фуражке:

— Здравствуйте, товарищи казаки!

И четвертая сотня так же бодро, единодушно ахнула ответное приветствие.

После того как Лазо с командирами обошел все сотни, полк выстроили четырехугольником вокруг небольшого холма, на котором уже стояли командиры аргунцев и Лазо с товарищами.

Первым обратился к казакам Лазо. Мягким, звучным голосом, слегка картавя, он поблагодарил аргунцев за их верность советской власти, выразил надежду, что идеи революции они пронесут в свои села и станицы и, если потребуется, снова станут под красные знамена и пойдут в бой за народное дело.

Затем был зачитан приказ командующего фронтом, в котором говорилось, что казаки срока службы 1911–1914 годов увольняются из полка в запас первой очереди.

С радостью слушал Егор этот приказ, приближалось к осуществлению самое дорогое его желание: он уволится из полка. Приедет за Настей и сыном, высвободит их от Шакалов… не надо больше будет скрываться, прятаться, бояться, они станут открыто, законно мужем и женой, Егорушка будет называть Егора тятькой, полюбит его… мама тоже полюбит Настю и Егорушку, она добрая… намучилась так за вдовий свой век, бедная… заживем все душа в душу… А в это время какой-то червячок тихонько точил и точил Егорово сердце, напоминал о разговоре с Федотом.

Егор так глубоко задумался, что и не слыхал, как кончили читать приказ, и очнулся только тогда, когда с казаками заговорил Богомягков. Еще с первых лет службы, с того времени, как Егор писал штыком на стене окопа «та-бак», «ка-бак», у него осталось к Богомягкову какое-то теплое, радостно-доверчивое чувство. Егору приятно было снова увидать своего бывшего учителя, он даже собирался подойти к нему, посоветоваться о своем деле.

— Знаю, товарищи, — говорил Богомягков, — как радостно вам было услышать приказ об увольнении. Наконец-то настал давно желанный и вполне заслуженный отдых, снова близки привычный и любимый труд на пашнях, мирная жизнь в родной семье, но, — Богомягков на мгновение умолк, обвел казаков глазами, словно что-то проверяя в их напряженно слушающих лицах, — но сможем ли мы с вами со спокойной совестью уйти из полка в тот момент, когда он так нужен революции?

На площадке вокруг холма сделалось так тихо, что слышно стало шипение маневрового паровоза и перебранка дежурных слесарей в депо.

— Враги ополчились на молодую нашу неокрепшую власть, и она неминуемо погибнет, если мы, защитники ее, разойдемся кто куда.

Как ветерок по несжатой полосе, зашелестел говорок по рядам казаков:

— Вот оно как…

— Зазря радовались…

— Оно, ежели разобраться…

— Тише-е…

— Но я не верю тому, чтоб вы оставили свой полк, когда революция в такой опасности, не верю, дорогие аргунцы, — продолжал Богомягков, все более и более воодушевляясь, — не верю, хотя и знаю, как нелегко вам после стольких лет разлуки ехать мимо родных станиц и сел снова на фронт, Понимаю, как сильно ваше желание увидеться с женами и детьми, понимаю, как руки ваши стосковались по труду, и не шашку бы им держать, а чапыги плуга, но что же делать, товарищи…

Все перевернулось в душе Егора. Ему казалось, что Богомягков смотрит на него, читает его мысли, говорит про него.

Кончил говорить Богомягков, и сразу же в не сломившейся еще тишине раздались ошеломившие казаков слова команды:

— Желающие уволиться четыре шага… впере-ед!

У Егора ноги словно приросли к земле. В ушах все еще звучали слова Богомягкова, разили в самое сердце, куда-то далеко отодвинулись его недавние заботы и горести… Он глянул на Вершинина: тот стоял, вскинув голову, и, глядя на Богомягкова увлажненными глазами, всем своим видом выражал готовность хоть сейчас ринуться в бой. Словно замер в строю, чему-то улыбаясь, Гантимуров, а Молоков, плотно сжав губы, уставился прямо перед собой, сосредоточенно наморщив лоб…

С десяток казаков из всего полка вышли из строя. Из пятой сотни ни одного, из четвертой один — вахмистр Вагин. Все остальные словно застыли на месте.

* * *

Настя прождала Егора весь день. Ермоху она увидела, когда он ехал по елани. Выйдя к нему навстречу, подождала его у сеновала и, когда он подъехал, спросила:

— Видел Егора?

— Видел…

— Приедет?

— Нет. Не пустили. Записку тут передал тебе. — Ермоха не торопясь, по-стариковски спешился, достал из-за пазухи бумажку, протянул ее Насте: — На вот, читай. Да не горюй шибко-то, беды никакой не случилось. Егор говорит, теперь уж недолго тебе ждать. Войсков у Лозова сейчас, сам видел, великое множество. Жиманут Семенова, и по домам.

Настя долго читала написанные наспех каракули Егора. Побледнела.

— Чуяло мое сердце, — проговорила она наконец, задрожав губами, и, отвернувшись, навалилась грудью на прясло.

Глава XII