Забайкальцы (роман в трех книгах)

«Их высокоблагородию капитану Шереметьеву.

Настоящим сообщаю, что в поселке Какталга, вверенной мне станицы, большевики пытались поднять восстание против существующего строя и законных властей. Но, благодаря принятым мною мерам, бунтовщики были усмирены, а зачинщики этого дела — большевики — арестованы. Все они поименованы в приложенном к сему списке и вместе с главарем их, Федоровым, направляются в ваше распоряжение.

Станичный атаман, вахмистр Пичугов».

На следующее утро арестованных погнали дальше, но уже не пешком, а на подводах. Отдохнувший за ночь Федоров чувствовал себя сегодня лучше, голова уже не болела, но, одолеваемый горькими мыслями, он по-прежнему угрюмо молчал. Лишь один раз за всю дорогу отозвался он на реплику Аксенова, когда тот сказал:

— А ведь нас не на Нерчинский Завод везут! Вправо свернули, на Урюмкан.

— Э-э, не один ли черт, — отмахнулся Абрам, — что березовым поленом по башке волка, что осиновым колом — все равно ему не жить.

— Так-то оно так, но если в Богдать повезут, там у меня сослуживцы есть, нашей руки держатся ребята. Может, увидят нас, узнают, а ну-ка поговорю с дедом.

Но старик возница оказался неразговорчивым и на все вопросы Аксенова отвечал неохотно, односложно: «Ага», «Нет», «Не знаю», «Не видел». Аксенов не унимался и, как только конвоир, ехавший сбоку саней, приотставал, снова донимал деда вопросами:

— Партии-то какой сочувствуешь?

Старик сердито покосился на говоруна, буркнул:

— Нужна мне твоя партия, как лисе капкан.

Помолчали, и Аксенов снова за то же:

— В Богдать нас везете?

— Угу.

— А потом дальше?

— Отвяжись.

— Та-ак, а у меня сослуживец в Богдати, Марков Алексей Савельич, слыхал?

— Хм, сватом мне приходится.

— Смотри-ко ты! — Аксенов придвинулся поближе, зачастил полушепотом. — Дедушка, забеги к нему, расскажи про нас: мол, большевиков везли арестованных — Федорова, Аксенова, он меня знает. Сообчи ему, пожалуйста. А уж мы тебе, если живы останемся, благодарны будем по гроб жизни. Ладно, дедушка?

Старик помолчал, затем, полуобернувшись, буркнул:

— Ладно уж, скажу, — и повернулся к Аксенову спиной, давая понять, что разговаривать больше не желает.

В Богдать прибыли в сумерки, долго дожидали в ограде станичного правления, пока старичок сторож ходил куда-то за ключами. В ожидании его арестованные и окружившие их конвоиры топтались на месте, отогревая ноги, хлопали рукавицами.

Наконец сторож появился, открыв входную дверь, засветил ручной фонарь и, в сопровождении двух конвоиров, привел арестованных в конец узкого коридора.

— Каталажка-то у нас не топлена, — пояснил он, открывая обитую железом дверь арестного помещения, — и тесновато вам будет. Ну да ничего-о, в тесноте, да не в обиде.

— Хорошо, кабы так, — усмехнулся Аксенов. — А то и в тесноте и в обиде.

Ничего на это не ответив, старик достал с печурки оплывший огарок стеариновой свечи, приклеенный к банке из-под консервов, поставил его на нары.

— Проходите сюда, а я сейчас печку затоплю, а потом чаю принесу вам горячего, вот и посогреетесь с дороги-то.

— Спасибо, дедушка.

Когда за стариком захлопнулась дверь, Федоров поднял над головой огарок, осмотрел помещение. Глазам его представилась небольшая комнатушка, с железной решеткой в единственном маленьком оконце, с черными от грязи нарами и с пятнами от раздавленных клопов на небеленых стенах.

— Хоромы-то куда хуже княжеских, — оглядываясь вокруг, проговорил Аксенов.

— Человек пять улягутся на нары, — отозвался Долинин, — а еще троих куда? Под нарами холодно.

— Нет уж, хоть сидя, а всем надо на нарах.

Так и поступили. Потеснившись, не раздеваясь, уселись на нары, у одного из них осталось еще с пригоршню табаку-зеленухи, у другого половинка измятой старой газеты. Поделились, закурили.

— Теперь, поди, тот старик-то уж сообщил про нас Маркову, — сказал Аксенов. В душе его росла уверенность, что Марков выручит, соберет фронтовиков, догонят их дорогой и отобьют у конвоиров.

Возник разговор: одни, в том числе и Федоров, соглашались с Аксеновым, другие сомневались, твердили свое:

— Да нашел ли старик этого Маркова? Его и дома может не быть.

— А если и дома, так толку-то мало. Пока он соберет фронтовиков, да еще согласятся ли они на такое дело, да есть ли у них оружие! А с голыми-то руками куда кинешься.

— Ничего подобного, успеют, и оружие найдется…

Между тем сторож печь затопил и приволок арестованным полуведерный котел горячего чаю и две булки хлеба.

— Кушайте на здоровье, — проговорил он, устанавливая котел на нары. И, положив тут же хлеб, извлек из-за пазухи три деревянные чашки: — Вот и посудка вам, а то ведь у вас, наверно, и кружек-то нету?