Теперь же все изменилось! Не только появление танского сыночка, но даже и разговоры о нем вдруг начали выводить Рич из равновесия! И вот, прислушиваясь к собственному негодованию и пытаясь разобраться, как же она могла позволить противному слюнтяю довести ее до раздражения, Рич вдруг поняла, что дело вовсе не в нем, не в страдающем от неразделенного обожания мальчишке, а в ней самой. Словно что-то хрустнуло у нее в груди, сдвинулось не по вине Жорда и не в связи с ним, а само по себе! И пусть теперь ей дышится легче, пусть громче стучит сердце и замирает что-то в животе, но именно вот это новое, незнакомое ей состояние не только служит причиной ее злости, но и пугает ее.
— Но отчего? — прошептала она чуть слышно и недоуменно оглянулась.
Великан Орлик подмигнул ей и добродушно хмыкнул в бороду. Айра со вздохом закусила губу. Тир задумчиво почесал нос. Насьта шутливо сдвинул брови и расправил плечи. Марик беспомощно развел руками. Только Картус не заметил ее замешательства. Он прищурился, приподнимая лампу над головой, вгляделся в остановившуюся возле караула шестерку, молодцевато расправил усы и возвысил голос:
— Я, конечно, должен был бы предложить вам оставить оружие в караулке, но… — Картус оборвал фразу на середине и продолжил совсем уж будничным тоном: — Но конг сказал, что вы все равно его не оставите. Так что придется ограничиться легкой дворцовой печатью на каждых ножнах. Выдернуть меч она не помешает, но шуму поднимет столько, что вся стража сбежится. Конг ждет вас в зале совета — Марик дорогу знает. Беседу вести с почтением. Все понятно?
— Надеюсь, что конг тоже опечатает свой меч? — невинно поинтересовался Насьта.
— Не надейся! — строго заметил баль, останавливая побежавшие по лицам улыбки.
Внутри дворец конга отличался и от храма Мелаген, и от дома Рейду, и уж тем более от тесных и холодных залов Гобенгена. Рич не уставала крутить головой, хотя ей уже приходилось бывать внутри огромного здания. Но тогда только-только настилались перекрытия второго этажа, в коридорах стояла пыль, резчики звенели молотками, а жилистые хенны таскали корзины с камнем. Теперь же ее поразили тишина и высота коридоров и залов. Повсюду горели лампы, но свет, который позволял разобрать тонкую резьбу на каменных стенах, сводов не достигал вовсе.
— Эй! — тихо прошептала Рич, потому как небольшой отряд двигался бесшумно, но ее голос растворился в темноте, не отражаясь.
— Здесь совсем, что ли, нет охраны? — удивился Орлик.
— Есть, — отозвался Марик, который уверенно вел отряд из коридора в коридор. — Охрана, потайные ловушки, двери, которые возникают в монолитных стенах, стены, которые обрушиваются с потолка или поднимаются с пола и перегораживают коридоры. Пусть тебя не обманывают, воин, мраморные ступени и резные колонны. Это крепость, равной которой я не знаю. Придумал ее и начал строить еще маг Ирунг, а уж зачем она нужна… Даже и не буду угадывать.
— Магия, — прошептала Айра. — Все пропитано магией. Здание словно настроено на какой-то звук, отзвук, образ… У меня словно иглы гуляют по коже. Ирунг мог сотворить нечто подобное. И придумать мог. Но он давно уже мертв. Или есть такие умельцы в Скире, что способны претворять замыслы умерших магов?
— Есть, — кивнул Марик. — К примеру, наставник Вертус… Но мы уже пришли, друзья.
Баль остановился у высоких дверей, обернулся, окинул придирчивым взглядом спутников и толкнул створки.
Конг ждал их.
Снат Геба был уже стар. Вряд ли он превосходил годами Дампа, но тот был бодр и шустр, а конг напоминал старое дерево. Именно дерево, мощную кору которого бороздили складки, а сучья изогнулись в память о пережитых бурях. Нет ничего загадочнее лесного исполина. Тысячу лет еще может простоять древесный старожил, а может подуть ветер, и выяснится, что под мощной корой осталась только древесная труха.
В одно мгновение все это пронеслось в голове Рич, и вместе с разочарованием в груди затеплилась жалость к усталому человеку. Конг сидел в огромном резном кресле, наверное, на троне, почти вжавшись в его угол. Черная ткань платья скрывала очертания тела, поэтому все, что смогла разглядеть Рич, была сухая, лысая, покрытая пятнами старческая кожа головы, замершие на скамеечке у кресла дорогие остроносые сапоги да тонкие пальцы, унизанные перстнями и вцепившиеся в подлокотник. Лампы, укрепленные вокруг кресла на столбах, делали его морщины еще глубже, складки на лице — еще резче.
— Приветствую тебя, конг, — сказал Марик и опустился на одно колено.
Его примеру последовали спутники. Рич тоже склонила голову и только тогда разглядела и резной пол в центре огромного зала, стены которого таяли в темноте, и высокие стулья по бокам от кресла конга, и знакомые лица. Злое — отца, внимательное — родного дяди, Хорма Рейду, напряженное — старика Дампа, холодное — главы совета танов Гармата Ойду, отца ее соученика Рейла.