— А я столько оплеух надавал этим тварям, что утром мы найдём сотню, а то и две убитых волков, — объявил медведь.
— Опять выдумываешь? — ласково спросил Николай.
— Ну, не две сотни, а одну, — сразу уступил Егор.
— И не сотню, а десяток или даже меньше, — уточнил поводырь. — Да и тех мы утром вряд ли найдём.
— Почему? — обиделся медведь.
— Очухаются и уползут. Но ты, мальчик, сражался, как герой.
— Да, Егорушка, если бы не ты, мы бы не победили, — подтвердил Пахом Капитоныч. — Этих тварей было больше двух десятков.
— Да хоть бы их была тысяча, — пренебрежительно ответил медведь. — Для меня это не противник. Мы с хозяином и не таких побивали. Однажды мы вдвоём выступили против пятисот оборотней и двухсот вампиров одновременно и…
— Егор, прекрати! — урезонивал разошедшегося хвастуна Николай.
— Ни за что не поверю, чтобы цыган с кем-то сражался, — раздался невнятный ворчливый голос. — Это воровское отродье способно только…
Рёв зверя был страшен не только для обидчицы. Ни в чём не повинная Адель почувствовала, что у неё волосы на голове готовы зашевелиться, а Мэг издала что-то среднее между писком и хрюканьем.
— Егорушка, стой! — надрывался цыган, бросаясь к своему медведю и обхватывая его необъятную шею руками. — Милый, хороший мальчик. Брось, не связывайся с ними. Уйдём скорее! Ты ведь не станешь меня огорчать? Пойдём, я дам тебе сахар… Прощайте, нехорошие вы люди. Зачем зря обижать цыгана? Разве я что украл?
Зверь не скоро успокоился и временами взрезывал, упираясь и порываясь повернуть назад.
— Не слушай её, Николай, — огорчённо убеждал Пахом Капитоныч. — Оставайся с нами. Мы с Аделью тебе рады, а на неё не обращай внимания. Я же терплю.
— Если терпишь, значит с ней согласен, — возразил цыган. — Я бы на твоём месте давно бы от неё ушёл. Ведь не жена она тебе?
— И как язык-то твой поганый повернулся сказать такое? — опомнилась Мэг. — Да мне рядом с этим голоштанным бродягой и показываться-то совестно…
— И рад бы сбежать, да как же бросишь её одну в этих гиблых краях? — признался Пахом Капитоныч. — Пропадёт с её-то характером. Доведу до безопасных мест, а потом и распрощаюсь. Я должен помочь Адели.
— Вижу, что ты, солдат, готов подставлять шею под любой хомут, — насмешливо проговорил Николай. — Нет, я цыган вольный. Захочу — останусь, а захочу — уйду.
— Вот и уходи! — взвилась Мэг. — И медведя своего уводи! Слыханное ли дело, чтобы зверь среди людей жил!
— Прощай, солдат, — донеслось уже издали.
— Ах, беда какая! — сокрушался Пахом Капитоныч. — Хорошего человека обидели.
— Это цыган-то — хороший человек? — изумилась Мэг. — Да это счастье, что избавились от него, от ворюги этого! Утром посмотрим, не украл ли чего. А медведь совсем дикий. Ведь без всякой причины несколько раз готов был меня разорвать! И как я жива осталась?
Адели было так горько, что она не могла говорить. Она молчала, когда уходил оскорблённый цыган, уводя своего медведя, молчала и сейчас. Злая сварливая баба готова была рассорить их со всеми встречными. Словно какой-то бес сидел в ней и заставлял подавать голос в самый неподходящий момент, причём этот голос всегда произносил очень обидные слова. Почему-то Мэг видела во всех только плохое, подозревала в самых некрасивых намерениях и не верила, что у окружающих её людей и животных могут быть благородные и бескорыстные чувства. Девушку неприятно задело замечание цыгана о хомуте, под который солдат готов был подставить шею. И правда, что заставляет его терпеть выходки Мэг? Рабская покорность? Неужели нет у него гордости? Вот Николай при первом же оскорблении ушёл. Он не такой человек, чтобы позволять кому-то себя унижать. А Пахом Капитоныч терпит. Молчит, терпит и продолжает опекать злую бабу. Да и сама Адель тоже терпит. Пусть Мэг донимает её не так сильно, как солдата, но всё же ей неприятно общество невоспитанной и откровенно злой женщины, а она путешествует с ней вместе и почему-то не решается гордо, как Николай, её покинуть. А хомут? Она, Адель, ведь тоже очередной хомут на шее Пахома Капитоныча. Он вызвался её сопровождать. Почему? Зачем? Кто она ему? Вроде, очень хороший человек этот солдат, но почему-то он впадает в зависимость от каждого встречного, словно не принадлежит себе.
— Напрасно ты, Мэг, распускаешь язык, — между тем говорил Пахом Капитоныч. — Ну зачем прогнала цыгана с медведем? Они спасли нас от верной смерти…
— Ох, и глуп же ты, солдат! — вздыхала уставшая Мэг. — Не нашу жизнь они защищали, а свою. Я ещё не встречала человека, который бы поступился чем-то ради другого, да и не встречу никогда, потому что таких дураков нет.
— Если таково твоё мнение, то ты бы тогда позаботилась хотя бы о своей выгоде. Зачем прогнала сильного и ловкого цыгана и медведя, который стоит целой роты. Посмотрела бы ты, как Егор встретил оборотней! От его оплеух они разлетались в разные стороны, как пушинки. С такими попутчиками не страшна никакая опасность.
Мэг помолчала, словно не зная, что ответить, а потом взвилась.