– Я предполагал, товарищ полковник. Подтверждения моей версии не нашлось. Мы созвонились с хозяевами, с их разрешения открыли квартиру. Ключи у родственников оказались. Никаких следов. У входной двери слой непотревоженной пыли. А балконная дверь была заблокирована хозяевами перед отъездом. Она у них без конца открывалась. Замок не держал. Вот они ее и заблокировали намертво.
– Шкаф придвинули? – съязвил начальник.
– Никак нет, шурупами прикрутили. – Осипов перевернул бумаги в папке. – Так что у Карелина алиби на ночь убийства Сироткиной. Не мог он через соседнюю квартиру выйти на лестничную клетку. Дома он был.
– А самоубийство пенсионера, которое возможно и не суицид вовсе? У Карелина был мотив. На бейсбольной бите следы его крови. Дед его шарахнул по башке, сто процентов. Отомстить захотел за убитую подругу. А Карелин… А, чертовщина какая-то получается, – с раздражением оборвал себя полковник Томилин. – Стало быть, сейчас у тебя под подозрением – кто?
Под подозрением у Осипова была семья погибшей. И ее пожилой друг – антиквар Желтков Герман Игоревич.
– У всех у них был мотив, – методично докладывал Осипов, зачитывая самые удачные места из отчета. – Сироткина Зинаида Павловна владела сразу двумя квартирами. В одной жила ее дочь со своей семьей. В другой квартире она сама. До самой своей смерти она не оформляла жилье. Ни тебе дарственной, ни завещания. Ничего. Конечно, это напрягало родственников. А тут еще и коллекция фарфоровых изделий. Мотив? Стопроцентный. У антиквара, так вообще не мотив, песня! – Осипов поймал осуждающий взгляд полковника и смутился. – Виноват, товарищ полковник.
– Продолжай, – махнул рукой Томилин.
– Желтков знал о коллекции все и даже больше. Неоднократно просил ему ее продать. Зинаида Павловна отказывала. Потом и вовсе, заподозрив его в корысти, порвала с ним всяческие отношения. И он единственный знал, где Сироткина хранит свое богатство.
– Ты про сейф?
– Так точно.
– Ну, это мы не можем знать наверняка, – сморщил лицо полковник. – Знал как минимум еще один человек.
– Кто? – Осипов недоуменно моргнул раз-другой.
– Тот, кто этот сейф ей устанавливал. Узнать надо, кто это сделал. Марка сейфа есть. Наверняка где-то остались и квитанции. Иногда продавцы и устанавливают. Ищи, капитан. Это может быть следом… И что там с чаем, которым травили стариков?
– Листья, которые добавляли в чай старикам, не везде произрастают. И в свободной продаже их нет. Точнее, привезти их можно только из одной тропической страны. – Осипов назвал. – В настоящий момент выясняем, бывал ли там кто из семьи Сироткиных и антиквар Желтков.
– Ну да, Карелин там точно не был. Последние восемь лет его тропики были за решеткой. Н-да… Ступай, работай, капитан. И давай уже быстрее! Время идет, два убийства повисли, а у тебя ни с места. Расширь круг поисков…
Насколько сильно он должен был расширять круг поисков, Женя не представлял. Он уже дошел по просмотру камер до соседнего микрорайона, соседствующего с больницей, где лечился Сироткин. Ничего!
Были машины такси, которые приезжали в ту ночь, но ни один водитель не опознал в пассажире по фото Сироткина. Может, он и правда спал? Машины, которая принадлежала его любовнице, тоже не было на записях с видеокамер. Он лично по третьему кругу все отсмотрел, по всем дорогам, ведущим от больницы. Ничего!
Вот сейчас он снова ехал в отделение, где лежал Сироткин, потому что была как раз та смена, что дежурила в ночь убийства его тещи. Да, да он уже с ними со всеми говорил. Но тогда он не ведал о существовании у Сироткина молодой любовницы и ее предпочтений в одежде не знал. Все вопросы сводились к передвижениям Сироткина и визитам к нему его жены.
Нет, он спрашивал, навещал ли его кто-то еще? Но ответ был отрицательным. Девушку не запомнили, может, кто-то заметил ее ярко-зеленый пуховик?
Он попал как раз в тихий час. И персонал обнаружил в комнате отдыха. Два врача и три медицинские сестры пили чай с пирожными и негромко переговаривались.
– Снова вы? – равнодушно удивился один из докторов. – Мы же вроде все выяснили.
– Появились еще вопросы, – вежливо улыбнулся Женя и взялся за спинку одного из свободных стульев. – Вы позволите?
Ему позволили. Он присел. Сразу начал приставать.
– Может, вы видели его с молодой девушкой? Она могла навещать его. На улице, может, стояли, обнимались?
Пять голов отрицательно качнулись.
– Нет, не было ничего такого. Никаких объятий, – ответила за всех старшая медсестра.
– Девушка должна была быть в ярко-зеленом пуховике. Невероятный цвет, кислотный, – вспомнил он точное описание Мироновой.
– А что же вы ее сами не допросите: приходила она к нему или нет? – спросил кто-то.
– Не можем найти. Исчезла. Телефон выключен. Родители сказали, что уехала. Куда – не знают.
– Врут, – убежденно качнул головой доктор, тот, что был постарше. – И, знаете, вот вы сказали про цвет куртки, и мне вспомнилось…
Доктор не мог сказать, кого он видел в этой куртке.
– Не помню, – развел он руками.
И не помнил, как выглядела женщина. Не до того ему, чтобы в посетителей вглядываться. Но яркую куртку помнил.