Забавы Палача

“Мартинка!

Как бы мне хотелось рассказать тебе, что происходит на самом деле, но я не могу. Я дал клятву хранить тайну. Я. думал, что я все знаю, но теперь убедился, что это далеко не так и мне все это совсем не нравится. Я много думал. Здесь очень хорошо думается. Здесь так пустынно по сравнению со Швейцарией и всегда слышен шум океана. Даже не верится, что это реальная жизнь.

Но мне надо выбраться отсюда. Возможно мы увидимся раньше, чем планировали. И может, когда я буду в Берне, дела пойдут на лад”.

Фон Граффенлауб изучал письмо:

— Почему Марта не показала его мне? Фицдуэйн вздохнул:

— Руда был мертв, когда она получила это письмо. И, видимо, она решила, что нет смысла показывать его вам.

Медведь и Чарли фон Бек сидели в соседней комнате, когда Фицдуэйн после беседы с фон Граффенлаубом вошел к ним. Медведь снял наушники и выключил магнитофон:

— Он ушел?

— Да, — ответил Фицдуэйн, — он торопился на самолет, его ждут в Нью-Йорке. Его не будет неделю.

— Достаточно времени на размышления, — сказал фон Бек.

— Жаль его, — произнес Фицдуэйн, — не нравится мне то, что мы делаем.

— Мы пробуем нажать там, где можем, — возразил Медведь, — и надеемся, что это что-нибудь даст. Да, это грубо и несправедливо, но ничего не поделаешь.

— Я не думаю, что фон Граффенлауб имеет отношение ко всему этому, — заметил фон Бек.

— Нет, — согласился Медведь, — но кто, кроме него, может повлиять на Эрику?

— А ты не боишься того, что может случиться? — спросил Фицдуэйн.

— Ты хочешь сказать, что фон Граффенлауб набросится на нее, а может, и убьет? Не думаю. Но, даже если это и произойдет, что еще мы можем сделать? Палач — это не единичное убийство, это чума. И его надо остановить.

— Любой ценой.

— Что-то вроде этого, — сказал Медведь. — Но если тебе от этого легче, то могу сказать: мне это тоже не нравится.

Фицдуэйн налил себе выпить. Он чувствовал себя измотанным после долгой беседы с фон Граффенлаубом. Виски — это было то, что ему нужно. Он подлил себе еще виски и добавил льда. Медведь раскурил трубку и посмотрел на него.

— Сколько раз я тебе говорил, что когда исключишь невероятное, то все остальное, каким бы невозможным оно ни казалось, будет правдой? — поинтересовался Фицдуэйн.

— Неоднократно, — ответил Медведь, — если тебе интересно.

— Шерлок Холмс. Неужели вас, бернцев, не учат ничему, кроме языков?

— Учат, например, хорошим манерам, — ответил Медведь, — и позволь мне напомнить одну из заповедей Шерлока Холмса: не строй теорий, пока не соберешь все данные.

— Это было в докомпьютерную эпоху, — возразил Фицдуэйн, — не говоря об экспертных оценках. В любом случае мы не страдаем от отсутствия данных. Мы в них блуждаем. Чего нам недостает, так это доказательств, не говоря уже об уликах.

— А нас в Берне еще учат терпению, — вставил Медведь.

— Ну, к Ирландии это не относится.

— А как с неуловимым Иво, — включился в разговор фон Бек, — есть ли сдвиг в этом направлении?

— Сэр Иво, — сказал Фицдуэйн, — полагает, что он рыцарь в блестящих доспехах. Я его не узнал в первый момент. Я выходил из банка на Беренплац, когда эта чудная фигура в покрывале и мотоциклетном шлеме подкатила ко мне на роликовых коньках и завела беседу. Не успел я сказать что-то дружелюбное, вроде “что еще за черт?”, как он исчез. Он проделал такой маневр дважды, пока я пересекал площадь, и наконец сунул мне записку. Я чуть было не пристрелил его.

Фон Бек поежился:

— Я думаю, вам не следует говорить такие вещи. Стрелять в людей — это совсем не по-швейцарски. Кстати, власти в Ленке хотели бы знать, кто будет платить за железную дверь, которую вы прострелили. Выяснилось, что она принадлежала не сыроделу, это собственность Гемайнда [25].

Фицдуэйн расхохотался. Фон Бек постарался сохранить серьезный вид, что было непросто в его майке с надписью “Питомник скунсов”.

— Подожди, когда увидишь счет, — сказал он, — тебе будет не до смеха. Гемайнд утверждает, что эта дверь имеет большое историческое значение. Кроме того, они собираются дать тебе орден за спасение жизни сержанта, но это уже другой вопрос.

— Ты меня разыгрываешь?

— Ничего подобного, — ответил фон Бек, — мы, швейцарцы, очень серьезно относимся к собственности.

— Иво… — напомнил Медведь.

— Да, конечно, — сказал фон Бек. — Так о чем же говорится в его записке?