Забавы Палача

У Андреаса опять был в руках его SA-80 — он вел прицельную стрельбу. Точно в замедленной съемке, Сиг видел, как медные гильзы отскакивают от стен и падают на землю. Андреас в безумии боя стрелял в каждого террориста, был тот живым или мертвым.

Когда обойма опустела, он вытащил ее и вставил новую и открыл неистовый огонь, в беспамятстве нажимая на курок до тех пор, пока наконец щелчок бойка по пустому патроннику не прозвучал словно пощечина под гулкими сводами тоннеля.

Они с Сигом посмотрели в глаза друг другу и поняли, что атака отбита. В тоннеле было тихо, слышалось только тяжелое дыхание защитников.

Немного погодя послышался упреждающий окрик, и первый из рейнджеров появился в дверном проеме, который они обороняли.

— Похоже, что мы вам не очень-то были и нужны, — сказал он.

Андреас устало улыбнулся:

— Может, и так, но очень хорошо, что вы теперь здесь. От нас теперь мало что осталось. Рейнджер огляделся вокруг.

— Молодцы, — задумчиво сказал он, — молодцы.

НАД ДАНКЛИВОМ — ЦЕНТРАЛЬНОЙ БАШНЕЙ ЗАМКА ФИЦДУЭЙНА. 00.30

Сканер “Оптики” уловил бы инфракрасное излучение дирижабля Кадара, но Килмара был занят уничтожением пулеметных позиций и инфильтрацией рейнджеров. Кадару повезло и в том, что радиопередатчики рейнджеров, которые видели его на земле, молчали, пока не был осуществлен запуск “Милана”, — кроме того, голова у них была занята другими проблемами.

Кадар не имел ни малейшего представления об установленном на “Оптике” изощренном оборудовании, но он принял меры предосторожности, чтобы избежать визуального наблюдения, и кружил около передних стен замка на высоте нескольких метров над поверхностью и тем самым находился вне поля зрения защитников замка.

Высоту он набрал только тогда, когда оказался над океаном.

Замок простирался внизу, впереди его дирижабля.

За пределами замка он мог разглядеть оранжевые огни и вспышки разрывов гранат. Это свидетельствовало о том, что рейнджеры прибыли раньше, чем ожидалось. К счастью, их была всего лишь горстка. Он не сомневался, что его люди сумеют продержаться до того, как он закрепит за собой оставшуюся часть замка — и тогда присутствие рейнджеров не будет иметь никакого значения. Когда заложники окажутся в его руках, противнику не останется ничего иного, как вести игру на его условиях.

Кадар с облегчением отметил, что пулеметы прекратили стрельбу. Он посмотрел на часы. Все идет по плану, значит, его люди прекратили огонь в указанное время. Он сразу и не заметил, как это произошло, потому что в тот момент находился над океаном. Это напомнило ему о том, что он на минуту отстает от расписания. Он попытался связаться с Сартави по радио, но не получил ответа. Ясно, что Сартави сейчас очень занят. Кадар попытался вызвать штурмовую группу, которая ждала его у основания центральной башни, и получил в ответ двойной щелчок микрофона. Это не было условным сигналом, но было вполне объяснимо в нынешних обстоятельствах. Он остался доволен. Все складывалось как нельзя лучше.

Кадар полностью отдавал себе отчет, что его затея носит весьма рискованный характер, и хотя он мог бы с легкостью покинуть поле боя, он не собирался это делать. Ему приходилось слышать, что у войны есть свой, особый момент истины, и теперь убедился в верности этой аксиомы. Он не собирался отказываться от своего замысла по захвату заложников, но это сейчас отступило на второй план. На первый план вышла жажда победы любой ценой. И он не сомневался, что одержит победу. И не потому, что его бойцы были лучше обучены, лучше вооружены или по какой-либо еще объективной причине. Нет, дело было не в этом. Он победит благодаря своему предвидению, своим качествам лидера и своей подавляющей силе воли. Он всегда добивался успеха, даже если поначалу ситуация складывалась не в его пользу. Так было всегда, с тех пор, как он взял свою судьбу в собственные руки. И так оно будет впредь.

Кадар попытался представить, что бы почувствовали защитники замка, если бы узнали, что он находится здесь, наверху, вооруженный столь беспощадным оружием, которому они не могут ничего противопоставить. Стали бы молиться?

Попытались бы бежать? Куда они могли бы убежать? И как они поведут себя, когда окажутся лицом к лицу с непередаваемым ужасом быть сожженными заживо — волосы в огне, кожа лопается, глаза вылезают из орбит, каждое нервное окончание молит о помощи? Не останется даже трупа, лишь небольшая кучка пепла, по которой даже нельзя догадаться, чем этот пепел был раньше. По мнению Кадара, это был очень непривлекательный способ отхода в мир иной.