Забавы Палача

– Да. С одной стороны, он вроде бы ни при чем, но каким-то образом – только не спрашивайте, каким, – он связан со всеми убийствами из этой последней волны.

– Включая Клауса Миндера и кошмар на шахматной доске?

– В известном смысле да. Согласно сведениям из БКА, девица с шахматной доски была подружкой парня, которого Фицдуэйн сбросил с моста Кирхенфельд. Фицдуэйн опознал ее по фотографии, которую прислали наши коллеги из Висбадена. Она участвовала в нападении на Фицдуэйна, но убежала, когда он пригрозил ей ружьем.

– А при чем тут Миндер?

– Тут связь более тонкая, – сказал фон Бек. – Мои приятели из английской полиции называют это “перспективной версией”. – Он начал постукивать по столу своей самопишущей ручкой с золотым пером, как бы подчеркивая каждый пункт. – Во-первых, медэксперты считают, что Миндера и девицу на доске зарезал один человек. Во-вторых, – не знаю, насколько это важно, – Миндер и Иво были близкими друзьями. В-третьих…

Шеф был весь внимание, но фон Бек прервал свою речь, неторопливо расстегнул молнию на небольшом чемоданчике и принялся задумчиво перебирать лежавшие в нем трубки.

– Ну-ну, – нетерпеливо проговорил шеф. – Что там в-третьих?

– Клаус Миндер был близким и даже интимным другом юного Руди фон Граффенлауба – того, что погиб совсем недавно. – Фон Бек захлопнул чемоданчик с трубками и аккуратно застегнул на нем молнию.

– А наш друг ирландец расследует обстоятельства смерти Руди, пользуясь мощной поддержкой Беата фон Граффенлауба, – задумчиво докончил шеф.

– Остались только мелочи, – сказал фон Бек. – Все они имеются в деле. – Он сделал красноречивый жест.

– Но у вас есть собственная версия?

– Пока нет. Все это настолько сложно, что на расследование могут уйти годы.

– У вас ведь репутация очень толкового следователя.

– Так-то оно так. Но кто вам сказал, что все преступники дураки?

Зазвонил телефон, и шеф тяжело вздохнул. Он снял трубку, односложно ответил и вновь обратился к фон Боку:

– Нашли вторую половину тела девицы с шахматной доски. В пластиковом пакете на территории русского посольства. Русские рвут и мечут – говорят, это провокация ЦРУ.

– Объясните им, что мы нейтральная страна. Нам одинаково подозрительны и они, и американцы. – Фон Бек встал. – Ну что ж, теперь осталось найти только яйца Миндера.

– И целого Иво, – добавил шеф.

Кадар с раскалывающейся от боли головой штудировал медицинские учебники. Снова заверещал телекс, и Кадар кисло поморщился. Он встал, съел две таблетки “тайленола”, запил их бренди, и принялся расшифровывать послание.

Головная боль отступила, но не ушла. Он пустился в медицинские изыскания, поскольку стал подозревать у себя какое-то психическое расстройство. Он пока еще не поставил точного диагноза, но не исключал, что постепенно сходит с ума. Впрочем, такой вывод сразу вызывал в воображении искаженные лица, идиотские улыбки, смирительные рубашки, решетки на окнах – нет, это явно имело к нему мало касательства. Он не мог поверить, что способен свихнуться. Кадар снова принялся анализировать свои поступки. Похоже, что в результате постоянного стресса он начинает вести себя непредсказуемо. Он делает то, чего не планировал и о чем потом с трудом может вспомнить.

Это настораживает. Скорее бы все кончилось. Он больше не может пребывать в постоянном напряжении, вести двойную жизнь. И если бы только двойную! На самом деле у него множество обличий, и жить так годами не под силу даже ему. Конечно, известные отклонения от нормы не только возможны – они естественны и даже полезны. Это своего рода клапан для спуска пара, нормальная разрядка, катарсис через сильные ощущения. Не в этом дело. Больше всего его пугали периоды амнезии. Он, человек, обладающий недюжинным даром манипулировать другими людьми – даже посылать их на верную смерть, – терял контроль над самим собой. Было от чего испугаться.

Случай с шахматной доской окончательно подкосил его. Убийство красавчика Миндера тоже не было спланировано заранее, но это, по крайней мере, можно было объяснить его растущими сексуальными запросами. Убийство Эстер – рутинное дисциплинарное взыскание. Само убийство и способ убийства – тут все в порядке. Но зачем эти выходки, привлекающие внимание, – торс девушки на шахматной доске в парке, а мешок с ее ногами в русском посольстве?

Неужели он подсознательно стремится к тому, чтобы его поймали? Что это – сублимация вопля о помощи? Он надеялся, что нет. За эти двадцать лет было потрачено столько усилий – и что же, какое-то жалкое подсознание пустит все псу под хвост? Виновато, конечно, детство. С ранних лет в тебя вдалбливают свои догмы все, кому не лень: тут и родители, и религиозные деятели, и вся система образования, и это бесконечное вранье по телевизору, – а цель одна: сломать, подавить, погубить данные человеку от природы таланты.