– Вы все же надеетесь узнать об этой истории с Руди больше? В сущности, разве можно доподлинно выяснить, почему человек кончает счеты с жизнью, особенно если он даже записки не оставил. Все, что вам остается, – это версии, предположения, а много ли в них проку?
– Немного, – согласился Фицдуэйн. – Я и не надеюсь, что мне удастся узнать истину. Я даже не уверен, что сумею построить более или менее приемлемую версию. Возможно, мною движет желание успокоить его неприкаянную душу – или я просто пытаюсь уместить страшное событие в привычный контекст. Я и сам не знаю, чего хочу. – Он улыбнулся. – Видите: я не понимаю даже собственных мотивов, так где уж мне понять, что было на уме у Руди! С другой стороны, должен признать, что поездка в Берн сильно улучшила мое самочувствие. Возможно, банальная перемена обстановки сыграла свою роль.
– Вы меня немного удивляете, – сказал Бейлак. – Я читал вашу книгу. Вы – опытный военный фотокорреспондент. Неужели вы до сих пор не привыкли к смертям?
– Выходит, что нет, – улыбнулся Фицдуэйн. Вскоре их разговор перешел на искусство, а затем и на излюбленную тему всех эмигрантов: примечательные особенности страны пребывания, в данном случае – Швейцарии вообще и Берна в частности. Бейлак обладал неистощимым запасом бернских шуток и анекдотов.
Около двух Фицдуэйн собрался уходить. Он посмотрел на часы.
– Вы как Золушка, – сказал он. – Часы бьют двенадцать, и она спешит уйти, ибо в полночь ее карета превратится в тыкву. А если серьезно, что здесь происходит, когда вы запираете двери?
Бейлак рассмеялся.
– Вы перепутали сказки. После литра пива я превращаюсь из доктора Джекила, гостеприимного хозяина, в мистера Хайда, одержимого художника.
Фицдуэйн окинул взглядом огромные холсты на стене. На свой дилетантский взгляд он назвал бы это смесью сюрреализма и абстракции. Бейлак терпеть не мог таких определений. Его картины были очень выразительны. Страдание, насилие, красота переплетались в них самым непостижимым способом. Бейлак был безусловно талантлив.
Спускаясь по ступенькам крыльца, Фицдуэйн усмехнулся. За его спиной слышались щелчки многочисленных электронных запоров. Он посмотрел на телекамеру у входа в студию. Двадцать тысяч долларов за картину. Он покачал головой. Ван Гогу при жизни вряд ли были нужны такие предосторожности.
Проходя мимо праздничных предпасхальных витрин, пестревших раскрашенными яйцами и шоколадными зайчиками, он вдруг подумал об Итен. Ему очень не хватало ее.
Фицдуэйн смотрел, как маленький реактивный самолет с эмблемой Ирландии подруливает к стоянке.
Это был самолет, который использовался только для поездок членов правительства рангом не ниже министра. Но Килмара любил красивые эффекты.
– Они собирались даже устроить официальную встречу на аэродроме, – сказал Килмара, пожимая Фицдуэйну руку. – Вежливые ребята эти швейцарцы. Но я отказался: предпочитаю сначала поговорить с тобой. – Он запрокинул голову. – Господи, погода-то какая, а? В Бальдоннеле, когда вылетали, дождь лил как из ведра. Похоже, надо менять профессию: эмигрирую сюда и заделаюсь банкиром.
– Я думаю, сэр, вы прилетели сюда не только за тем, чтобы пожелать мне счастливо встретить Пасху.
– Да, Пасха. Тебя ждут интересные пироги. Ну что ж, начнем.
Из Белпмоза, небольшого бернского аэропорта, они направились на квартиру к Фицдуэйну. Их сопровождали две полицейские машины без опознавательных знаков. Квартира находилась под охраной подразделения автоматчиков. Реактивный самолет после посадки тоже взяли под вооруженную охрану, и специальная команда с собаками обыскала его в поисках взрывчатки. Команда получила приказ перед отлетом повторить проверку.
У шефа уголовной полиции в последнее время и так хватало головной боли. Еще один труп, на этот раз командира ирландских рейнджеров, был ему совершенно не нужен.
– Как тебе, должно быть, известно, – говорил Килмара, – расследование убийств не входит в компетенцию рейнджеров. Наше дело – быстрые и решительные операции, когда того требуют государственные интересы Ирландии. Считается, что нам вообще лучше поменьше светиться на публике. Розыскная работа – это дело полиции. Естественно, мы все время пытаемся понемногу расширять эти узкие рамки, у нас есть кое-какие связи и возможности, но, к сожалению, мы крайне ограничены в прямых действиях. – Килмара сурово покачал головой. – И это чертовски нам мешает.
– Ну, а какова реакция на ту видеозапись? – спросил Фицдуэйн.
Килмара давно рассказывал ему о пленке, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем семь раз… Люди в звериных масках, разгуливающие по его острову, произвели на Фицдуэйна неприятное впечатление. Это приводило на ум далекие кровавые времена, когда в тех краях появились первые Фицдуэйны. Что это за культ? Жертвоприношения. Но он считал, что сторонников жертвоприношений давно истребили огнем и мечом. Легенды о победе над этими дикарями-язычниками двенадцатого столетия – одна из ярких страниц семейных преданий Фицдуэйнов.
Килмара вздохнул.