Забавы Палача

– Вы опять вернули наш разговор к колдунам, – сказал он, – потому что обычные патологоанатомы не в силах будут вам помочь. Останки были кремированы.

Глава шестая

“Лендровер” Фицдуэйна катил по лужам, затопившим городок Порт-Лейише. Через несколько миль Фицдуэйн остановился у гостиницы, чтобы вытянуть ноги и позвонить Марроу на остров. Известие о втором повешении поразило его и снова разбудило в нем дурные предчувствия. Он запомнил Тони Хоффман еще на дознании. Она была близкой подругой Руди, и ее вызвали, чтобы расспросить о состоянии его рассудка. Когда коронер пригласил ее на свидетельское место, у нее просто отнялся язык. Она стояла там с пепельно-серым лицом и качала головой, а по ее щекам беззвучно бежали слезы.

Коронер пожалел Тони и отпустил ее после краткой попытки добиться осмысленных ответов на свои вопросы. Тогда Фицдуэйн подумал, что причиной ее невменяемости вполне может быть не только горе, но и какой-то неведомый страх, однако вскоре ее место занял другой свидетель, лучше владевший собой, и он позабыл о своих подозрениях.

Он попытался прогнать возникшую перед его мысленным взором картину: Тони, висящая на веревке с наполовину оторванной головой. Ему это не удалось.

Пьер Данель, директор Дракеровского колледжа, был недоволен. Впрочем, это было его обычное состояние – даже с большой натяжкой его нельзя было назвать веселым человеком. Скорее всего, его пристало назвать “мизантропом”. С точки же зрения большинства его студентов это был жалкий сукин сын.

Сегодня Данель выглядел еще более жалким, чем обычно; к тому же, его снедала досада. Он снова перечитал устав колледжа. В устав были включены пункты, взятые из завещания Дракера; к сожалению, основатель колледжа оставил очень четкие инструкции, которые для вящей убедительности были напечатаны по-французски, по-немецки и по-английски.

Проблема заключалась в том, как быть с деревом. Здравый смысл подсказывал, что старый дуб необходимо спилить. Сыгравший роль виселицы для одного из студентов, он явно не заслуживал того, чтобы его сохранили поблизости от колледжа. Этот источник неприятных воспоминаний грозил стать серьезной помехой нормальной жизни их заведения, а в родительские дни и вовсе был бы бельмом на глазу. Да еще, не дай бог, у Рудольфа найдутся последователи – голубой веревки в колледже хватит на всех. Подумав об этом, Данель содрогнулся. Одно самоубийство было трагедией. Два самоубийства надолго обеспечили ему головную боль. А если их будет три, весь бюджет полетит к чертям. Обучение у Дракера стоило больших денег. Если за троих питомцев перестанут платить, нехватка средств будет серьезная.

Дерево-виселицу необходимо было убрать – но сделать это не представлялось возможным. В своем завещании фон Дракер уделил роще немалое место; он недвусмысленно указал, что деревья нельзя рубить ни при каких обстоятельствах. Затем тот же пункт был повторен еще более жестким языком, дабы у попечителей Дракеровского Фонда Мира не осталось сомнений в том, что от них требуется; вдобавок, демонстрируя свою глубокую веру в человека, основатель подчеркнул, что невыполнение его воли чревато для душеприказчиков потерей вознаграждения. Данель не нашел никаких лазеек. Даже в могиле фон Дракер продолжал любить деревья. Это просто бесило директора. Ему приходилось подчиняться мертвому самодуру.

Данель решил, что напишет душеприказчикам немца в Базель. Должны же они понять, что нельзя держать на дворе колледжа свежеиспользованную виселицу, которая к тому же еще и растет.

Черта с два они что-нибудь поймут. Эти кретины в Швейцарии не станут рисковать своим жалованьем ради того, чтобы спасти от неприятностей не слишком горячо любимого ими директора. Он прикидывал так и сяк, и вдруг у него родилась идея – простая и гениальная. Случайность. Молния, пожар в лесу; чужак с бензопилой; бойскаут-пироман. Мозги его бешено работали. Вариантов было сколько угодно.

Данель решил, что прогуляется к старому дереву и на месте решит, какой из них выбрать. Он надел свои веллинпоновские сапоги и плащ. Лил дождь.

– Если не считать дня святого Патрика, – лениво сказал Килмара, – март для наших земляков ничем не примечателен. К примеру, все они хорошо помнят, что такое январь. Это когда банки впервые после Рождества подсчитывают свой годовой баланс и решают срезать вам кредит. февраль тоже все помнят. Это Тулуз-Лотрек среди месяцев, когда члены теннисных клубов раскатывают на лыжах с чужими женами. Всем нравится апрель. Люди веселятся, размножаются, как ненормальные, собирают нарциссы и поедают шоколадные пасхальные яйца. Но март – март просто вклинивается посередине и всем мешает. Не люблю я его. Единственная отличительная черта этого месяца – уйма холодных луж, да и тянется он без конца.

Он выключил компьютерный терминал, и экран монитора потускнел. Где-то внизу, в прохладном помещении с очищенным от пыли воздухом, главный мозг компьютера продолжал решать поставленные перед ним задачи, выверять график дежурств и делать еще тысячи вещей, обеспечивающих нормальную работу боевого подразделения.