Забавы Палача

– Кое-какое сходство действительно есть, – сказал Гвидо, – но в шестьдесят восьмом молодежное движение было гораздо лучше организовано и структурировано. У него были лидеры типа Даниеля Конбанди, выдвигались определенные требования. Здесь же гораздо больше анархизма и бессмысленности. Конкретных требований очень мало. Затевать переговоры практически не с кем. Власти не знают, к кому обращаться и что делать, поэтому ведут себя неоправданно жестко, подавляя бунты с помощью полиции. Вместо того, чтобы подумать, они пускают в ход дубинки, слезоточивый газ и водяные пушки.

– А что, молодежь бунтует по всей Швейцарии? – спросил Фицдуэйн.

– В разных формах она бунтует по всей Европе, – ответил Гвидо. – Я думаю, что в молодежном движении участвуют многие юные швейцарцы, но бунты устраивает лишь малая их часть, причем эти “буйные” – в основном городские жители.

– И бернцы тоже?

– Пожалуй, – сказал Гвидо, – хотя там таких раз, два и обчелся. Бернцы умеют улаживать конфликты по-своему. Они не любят конфронтации. Кроме того, мне кажется, что городские власти Берна лучше справляются с подобными трудностями.

– А я думал, что ты считаешь бернцев глуповатыми, – заметил Фицдуэйн, вспомнив одно из прежних высказываний Гвидо.

– Они не слишком быстро соображают; у бернцев репутация тугодумов, – объяснил Гвидо. – Я не говорил, что они глупы. А сейчас я тебе кое-что покажу. – Он улыбнулся, затем встал, подошел к стенному шкафу и извлек оттуда какой-то объемистый предмет. Он оказался винтовкой, которую Гвидо положил на стол рядом с остатками сыра и пустыми винными бутылками. Оружие тускло поблескивало в свете канделябров. Сошка на нем была откинута и укреплена в переднем положении. Слегка изогнутый магазин находился на своем месте.

– “СГ-57”, – сказал Фицдуэйн. – Калибр семь с половиной миллиметров, магазин на двадцать четыре патрона, полуавтоматический или полностью автоматический режим, эффективная дальность стрельбы до четырехсот пятидесяти метров.

– По этой части ты, как всегда, на высоте, – сказал Гвидо.

Фицдуэйн пожал плечами.

– Такие винтовки плюс запаянный контейнер с двумя дюжинами запасных патронов есть примерно в шестистах тысячах швейцарских домов, – сообщил Гвидо. – Почти каждый мужчина в возрасте от двадцати до пятидесяти состоит в армии. За считанные часы можно мобилизовать более чем шестьсот пятьдесят тысяч человек. Если хочешь мира, готовься к войне. Армия – одна из главных общественных организаций, которые объединяют Швейцарию в одно целое.

– Предположим, что ты не желаешь вступать в ряды защитников родины. Что тогда?

– Если со здоровьем у тебя все в порядке, – ответил Гвидо, – то в двадцать лет пойдешь как миленький. В случае отказа тебе грозят шесть месяцев тюрьмы, а потом будут трудности с поисками государственной работы и прочие осложнения. Но у швейцарской армии есть более важные особенности, о которых тебе небесполезно знать. Мало того, что она играет заметную роль в жизни всех мужчин от двадцати до пятидесяти. Она еще и представляет собой одну из главных арен общения влиятельных лиц.

Все начинают службу рядовыми. Ты проходишь семнадцать недель основной подготовки и возвращаешься на гражданку со своей формой и винтовкой – а потом, на следующий год, отправляешься на двух-трехнедельную переподготовку, и так далее, пока тебе не стукнет пятьдесят.

Однако лучшие из новобранцев с течением времени становятся капралами, а затем – офицерами, после чего, если повезет, попадают в главный штаб. Всего офицеров около пятидесяти тысяч, но главный штаб составляют лишь две тысячи, и именно они обладают в этой стране реальной властью. Чем более высокий чин ты получаешь в швейцарской армии, тем больше времени тебе приходится уделять армейским делам в ущерб гражданским. Это зовется у нас “платой за повышение”. Обычный служащий или мелкий делец едва ли может себе это позволить. В результате главный штаб и, в меньшей степени, весь офицерский корпус оказываются состоящими из государственных деятелей, а также главных управляющих крупных банков и промышленных корпораций.

– Это как раз то самое, что Эйзенхауэр назвал “военно-промышленным комплексом”, – сказал Фицдуэйн.

– Он говорил об Америке, – не согласился Гвидо, – и о союзе военных с крупнейшими бизнесменами. Здесь такого союза нет. Высшие армейские чины и представители большого бизнеса – одни и те же люди. Они не только производят оружие; они его покупают, и они же им пользуются.

– Но только на учениях, – сказал Фицдуэйн.

– Этого не так уж мало.

Позже, когда утомленный Гвидо отправился спать, Кристина проводила Фицдуэйна в приготовленную для него комнату. Из горшка на окне тянулось вверх гигантское растение, явно стремящееся добраться до люстры и задушить ее.

– Он замечательно принялся, – гордо сказала Кристина. – Нам прислали его из Англии в бутылке из-под молока.

– В двухметровой? Ничего себе бутылочка, – отозвался Фицдуэйн.

– Просто с тех пор он вырос.

– А как он называется?

– Это папирус, – сообщила Кристина. – Такой же, только маленький, стоит у изголовья вашей кровати.