В тот день уязвил Господь сердце сказанного императора и по благодати Своей представил его очам, что алчность толкнула его на убийство брата, изгнание отца и нынешнюю резню, несметную и для всего мира плачевную. Глубоко раскаиваясь в своих злодеяньях, он вышел вон и плакался горько[839]
. С помощью казначея — не кознодея[840], но мудрого и верного — он сперва притворился больным и затворил двери, а потом возвестили и о кончине его: он в покаянии осудил самого себя и удалился в изгнание добровольное. Казначей позаботился подыскать мертвеца вместо него, умастил благовониями, облек богатым саваном и распорядился погрести с императорской пышностью. А император отправился в путь, телом беспокоен, духом незыблем; но нельзя было утаить ни выгоду от столь великого обмана (он ведь по всему виду был человек знатный), ни праведное его лукавство. Во многих местах появлялись многие, кто нарицался императором и утверждал, что смерть его — лишь притворство (после того как он от жизни отошел, а точнее, от людей ушел); им оказывали почет, но многих поймали на лжи. В Клюни принимали одного человека, говорят, весьма с ним схожего, в бедном платье, с невнятною речью, так что о нем нельзя было узнать ничего положительно. Аббат, как это заведено в Клюни, содержал его приличным образом. Случилось, что прибыл приор Клюни, германец, и аббат послал его к этому человеку с наказом посмотреть на него и сообщить, видел ли он его прежде. Приор взял с собой своего юного племянника, долго бывшего с императором, и тот, едва завидев этого пришлеца, назвал его притворщиком и лжецом. А тот быстро, без смущения и уверенно дал юноше крепкую оплеуху, примолвив: «Это правда, что ты был со мною, да всегда был изменником: пойманный за одною из твоих измен, ты сбежал, но один из стражей пустил стрелу и пробил тебе правую ступню, так что рану или шрам до сих пор видно. Схватите, слуги, этого пройдоху — и увидите». И шрам открылся. Но юноша сказал: «У господина моего, которым этот прикидывается, правая рука была на редкость длинная, так что он, стоя в полный рост, мог прикрыть ладонью правое колено». Тот немедленно поднялся и это проделал. Увидев это, его некоторое время содержали с отменным почтением, но наконец открылось, что он лжец.Но вернусь к предмету, от которого я отступил, то есть к королю Генриху Второму. Этот король подавал щедрые и обильные милостыни, но втайне, чтобы не открылось левой руке, что дает правая[841]
. Епископ Акры[842] был послан из Иерусалима искать помощи против Саладина. С королями франков и англов собрались их князья, и епископ просил за помянутую землю, добиваясь пожертвований. Король франков, тогда еще отрок, дружески понукал короля Англии сказать первым. Тот отвечал: «Я имел намерение, когда представится случай, посетить святые места и гроб Христов, но пока не могу этого сделать, по мере сил Ему помогу, ибо ясно, что настоятельная и тревожная нужда отправила столь важного посланца. Я пошлю туда за себя и своих людей на этот раз шестьдесят тысяч марок». Сказанное он исполнил в течение месяца, ни тогда, ни позже не докучая никому взысканиями или требованиями, как то у многих в обычае — вымогать у подданных, чтобы издержать на прелатов. А король Франции, как бы пронзенный внезапной стрелой, и все князи его умолкли, и ни сам король, ни кто-либо из других не осмелился обещать что-нибудь после того, как они услышали такую высокую речь. Было это в Санлисе. Эти 60 тысяч марок епископ Акры, которая раньше называлась Ахарон, переправил в Сур, что раньше был Сирией[843]. Ибо прежде его прибытия пленены были Иерусалим и Акра, а с этими марками Сур и остаток Иерусалимской земли имел защиту в руке Бонифация, маркиза Монферратского[844], коего потом в присутствии Филиппа, короля франков, и Ричарда, короля англов, два ассасина убили на площади их ратного стана, а король Ричард тотчас велел изрубить их в куски. Франки говорят, что Ричард сделал это из лукавства[845] и что это он устроил смерть Бонифация.