Забавы уединения моего в селе Богословском

Не так, как Бога, а как Отца моего милосердого и благоутробного прошу: дай мне совершенно день от дня наиболее познавать мое окаянство, и кроме заслуг твоих Христа и Спасителя моего ни в чем ином не ожидать моего спасения. — Дай мне источники и реки нелицемерных слез для оплакивания грехов моих; а поелику я не умею удовлетворить за оные, то даруй мне, Господи, возложенные на меня кресты нести не токмо без роптания, но с благодарением. — Сам Ты мне помоги в сем великом деле и безропотное и радостное терпение мне даруй. — Вмени мне оное по неизмеримой Твоей благости в добровольное удовлетворение и очисти меня от всех грехов моих, дабы я со всеми истинными Христианами возмог быть участником в преславном спасении, дарованном Тобою роду человеческому. Аминь! Аминь! Аминь!

III О УЕДИНЕНИИ

Се, удалихся, бегая, и водворихся в пустыню, чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури (Псалом 54, ст. 8 и 9). Видех беззаконие и пререкание во граде (того ж Псалма, ст. 10).

В теперешнем моем положении нужно мне было удалиться от мира. Изранено сердце мое ругательствами и пасквилями разных людей; изранено оставлением меня от моих друзей и приятелей и от многих свойственников, по слову Псаломника, и ближнии мои от далеча мене сташа. — Многие от таковых обстоятельств сделались бы мизантропами, но Бог сохранил меня от этой горячки. — Я рода человеческого не переделаю, и он таков же и теперь, каковым был и каковым впредь будет. — Обстоятельства делают человека и худшим и лучшим. — Да не ошибется никто в сем заключении! Благия мира сего, большею частию делают человека худшим, а злополучия лучшим; я по опыту говорю. Кто этому не поверит, желаю я по любви Христианской, чтобы тот испытал эту истину здесь, а не по ту сторону гроба.

Разогорчен будучи расстройкою моею, что мне оставалось делать? Жить в городе не могу: 1. по недостатку способов, ибо и в деревне не знаю как пробавляться; 2. в большом свете живучи, часто бы я подставлялся уничижениям, опыту жестокому, в котором я не предполагаю в себе ни довольно веры, ни довольно философии, чтобы не поколебаться. Итак, за лучшее нашел я от мира удалиться. — Скажут мне, что это знак малодушия; но я уже сказал, что я не имею столько веры и философии, чтобы на свою твердость понадеяться мог. Порфироносный Пророк, быв совершеннее меня, сказал: Се, удалихся, бегая, и водворихся в пустыню, чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури.

Удалился от мира и избрал уединение: жертва эта не многого мне стоила, ибо я и в молодости моей, и в лучшем моем положении шумных бесед не любил, и часто года по два в них не бывал. — Праздность для меня всегда была убийственна, но в уединении не только можно быть не праздну, но не можно быть праздну, ибо скука уморит; а польза уединения есть та, что человек и к Богу и к себе удобнее близок делается, нежели в рассеянии. — Польза же из сего проистекающая так ясна, что не требует никаких изъяснений!

Человек, зараженный самолюбием, и люди большого света страшатся уединения: совести их и их предрассудки беспрестанно их мучат. Им необходимо нужно, чтобы шум и смятение многолюдства отвлекали их от их собственных ощущений. — Но для человека, чистого душою, уединение есть источник наиживейших удовольствий. Избавясь от шума и волнения, которыми обыкновенно сопровождается рассеяние мирское, он наслаждается сам собою, вкушает истинное блаженство чувствовать и мыслить по-человечески.

В свете видел я химеры человеческие. Видел часто глупые заблуждения владычествующими в обманчивых их предприятиях. Под личиною мнимого счастия видал жалостно страждущих. Под прикрытием маскарадного величества видел ничего незначущие мелкости; под прикрасою честности много и очень много видал подлых бесчестностей. — И после этого должен сказать внутри души моей: блажен, кто в тишине свободного уединения может жить забытым от мира, довольным без прихотей и свободным от своенравия слепой богини счастия! — Спокойная жизнь есть истинное блаженство для души чистой и совести спокойной; а по елику нужны душе нашей услаждения, то природа во всякое время восхищать и в восторг приводить ее может. — Кто не пленяется приятностями природы, тому видно при вступлении в свет определено, ничем не уметь наслаждаться.

IV О БРИЛЛИАНТЕ