Забавы высших сил

– Да это не так важно, Татьяна Александровна. Важно, кто убил Аркашу. Может, вы сейчас заедете ко мне? Очень уж не терпится поскорее все узнать, – послышались нотки мольбы в ее голосе.

– Анастасия Валентиновна, понимаю ваше нетерпение, но я привыкла сдавать работу целиком. Погодите еще немного. Уверяю вас, я все сделала, что смогла. Теперь дело за правоохранительными органами, мне туда соваться уже нельзя. Сегодня мы с вами, скорее всего, увидимся в последний раз. Так что за оплату моего труда можете не волноваться.

– Ну что вы! Я даже и не думала вас обидеть! – воскликнула Костромская. – Я правда переживаю за то, что вам все время остаюсь должна. Вы так много для меня делаете. Ни один следователь не стал бы так возиться со мной.

Тут Костромская была права, но я поспешила ее уверить, что есть такой следователь, который уже начал нам помогать.

– И он обязательно доведет дело до конца, – закончила я фразу.

– Ну дай-то бог, – вздохнула она. – Значит, до вечера?

– Я постараюсь приехать как можно быстрее. Вы мне только скажите, Александр Степанович сможет мне открыть дверь?

– Так у него там все открыто, я же вам говорила, – огорошила меня Костромская.

Вот это я дала маху! Видно, заработалась. Какой позор. Она ведь и впрямь мне это уже говорила. Нет, все! В Африку! Отдыхать.

– А, ну да. Волочаевская, семьдесят восемь, – решила я быстренько реабилитироваться перед своей клиенткой, назвав его адрес.

– Верно. И его соседка…

– Людмила Васильевна, – договорила я за нее, чтобы она больше не сомневалась в моей профессиональной памяти.

– Да-да, если что, вы к ней обращайтесь. А хотите, я вместе с вами поеду? Мне все равно к нему через пару часов надо.

– Нет, в данном случае я лучше одна. Вдруг он при вас постесняется говорить, – отклонила я ее предложение. – Ну все, до встречи.

Через сорок минут я подъехала к частному дому, где проживал, вернее, доживал свои последние дни Александр Степанович. Дом был обнесен высоким железным забором, давно утратившим свой некогда зеленый цвет. Только неприкрытая калитка была немного ярче. Наверное, ее все-таки красили лет пять назад. Я вошла в нее и огляделась по сторонам. Заросшие бурьяном грядки, облетевшие корявые яблони, опустевшая собачья будка, рядом с ней ржавая миска и покосившийся сарай. Вот такой незатейливый пейзаж встретил меня тусклыми красками. Я подошла к сараю и заглянула внутрь через верх рассохшихся створок ворот. Там действительно стояла машина. «Москвич». Сорок первой модели. Светлого цвета. Червячок сомнения зашевелился в моем мозгу. Увидев мельком это авто, его вполне можно спутать и с «восьмеркой», и с «девяткой» и… И что получаем? Нет, бред какой-то. Я отошла от сарая и направилась в дом.

Темные сени дышали осенней сыростью и старой штукатуркой. Никаких тебе бочек с соленьями или банных веников. И запущенный двор, и эти неживые сени говорили о бренности бытия и как будто жалобно просили о новом для себя хозяине. Во как завернула! Нет, нелегкая это работа – писать мемуары.

Слегка скрипнув, тяжелая деревянная дверь, обитая старым дерматином, пропустила меня внутрь дома. И я сразу почувствовала запах тлена. Тишину небольшого помещения, являвшегося кухней, нарушало лишь тиканье больших круглых часов. Все довольно чистенькое, но убогое. Стол с потертой клеенкой, старенькие пластиковые буфет и шкаф-пенал, пустые алюминиевые кастрюльки на двухконфорочной плите, потрепанная тюлевая занавеска на окне с двойными облупившимися рамами. И только красная вазочка на нем с желтыми и не совсем засохшими кленовыми листьями говорила о присутствии здесь женской руки.

Я подошла к следующей закрытой двери и прислушалась. До меня донеслось свистящее дыхание человека, находившегося за ней. «Интересно, Костромская хотя бы предупредила его о моем появлении?» – подумала я и вошла в комнату.

Я была готова к тому, что сейчас увижу умирающего ракового больного, но данное зрелище заставило меня вздрогнуть. На кровати возле окна лежал скелет, обтянутый желтой кожей. Провалившиеся глаза были закрыты, и только тяжелое свистящее дыхание говорило о том, что передо мной еще живой организм. Это даже нельзя было назвать человеком. Его костлявые пальцы с посиневшими ногтями, напоминающие куриную лапку, выглядывали из длинных рукавов полосатой пижамы и неподвижно покоились поверх клетчатого пледа. Думаю, этот лысеющий мужчина с тонким крючковатым носом весил сейчас не более тридцати килограммов.

Я даже не понимала, в каком он в данный момент состоянии. Может, вообще уже в коме? Я слегка кашлянула и замерла в ожидании хоть какой-нибудь реакции с его стороны. Реакция свелась к тому, что Александр Степанович медленно разомкнул пергаментные веки, плавающими блеклыми глазами посмотрел сначала в потолок, а затем, видимо настроив резкость, перевел взгляд на меня. Я была крайне удивлена, когда он заговорил вполне человеческим голосом, пусть даже и немного свистящим:

– А-а-а, здравствуйте.