Забавы взрослого

Н. А. Лейкинъ Забавы взрослаго

(пьяная идиллія).

Ровно три мсяца и два дня крпился купецъ Семенъ Семенычъ Турковъ и капли не бралъ въ ротъ хмльнаго, но 1-го сентября, въ день своего ангела Симеона Столпника, сдлавъ у себя вечеринку, проигралъ гостямъ въ карты сорокъ три рубля, выругался и съ горя проглотилъ рюмку водки. За первой рюмкой слдовала вторая, за второй третья и такъ дале. Результатомъ всего этого было то, что Семенъ Семенычъ напился пьянъ, по уход гостей, придя въ спальную, слъ на кровать, сбирался бить жену и хотлъ снять сапоги, но, по причин сильно пьянаго состоянія, не могши сдлать ни того, ни другаго, упалъ поперекъ кровати и въ такомъ вид проспалъ до утра. На утро, проснувшись, Семенъ Семенычъ потребовалъ графинъ водки и запилъ въ плотную, какъ выражались домашніе. Первые три дня пьянство происходило по трактирамъ, но на четвертый день онъ свалился гд-то съ лстницы и расшибъ себ лицо, вслдствіе чего заслъ дома и пьянство продолжалось уже на квартир. Домашніе Туркова были очень рады этому обстоятельству.

— Слава Богу, что хоть рыло-то свое поганое онъ перешибъ, — говорила супруга Семена. Семеныча, Платонида Сергвна. По-крайности, хоть дома черезъ это самое сидитъ; а то что за радость по трактирамъ-то срамиться? Вдь кабы онъ смирный былъ, такъ пущай-бы его… А вдь онъ норовитъ каждаго человка обругать, а нтъ такъ и пуститъ въ него чмъ ни на есть!…

— Что говорить, что говорить! хуже коня необъзженнаго… — вторила Платонид Сергевн нкая купеческая вдова Анна Спиридовна, оставленная мужемъ безъ гроша, и уже лтъ пятнадцать питающаяся отъ крохъ, падающихъ съ трапезы богатаго купечества.

— Ты сама посуди: вдь ныньче страсть какія строгости пошли! — продолжала Платонида Сергевна. Не токма что ежели избить человка, а чуть до лица маленько коснешься, такъ и то бда! Сейчасъ къ мировому. Прошлый разъ вонъ онъ на Крещеньевъ день запилъ и всего-то его безобразія было только то, что какому-то чиновнику рюмку въ лицо выплеснулъ, а чего стоило, чтобъ потушить? Страсть!

— Такъ-то это такъ, милая вы моя, но все таки-бы вамъ полчить его… Ныньче говорятъ лчатъ и какъ рукой снимаетъ…

— Лчили, два раза лчили, да никакого толку!… Еще хуже… Къ Истомину его водила — и тотъ не помогъ. Только что вышелъ отъ него на улицу, увидалъ напротивъ погребокъ, — шасть туда, да тамъ и застрялъ. Ужь чмъ, чмъ я его оттуда ни вызывала — не вышелъ!

— Домашними-бы средствами, что-ли… али подмшать съ вину чего…

— Не поможетъ, Анна Спиридоновна… Я ужь это доподлинно знаю… Чего хотите подмшивайте, — еще пуще яриться будетъ. Буры подмшивали и то не беретъ. У него ужь препорція — два ведра… И пока этихъ двухъ ведеръ онъ не выпьетъ, ничего съ нимъ не подлаете…

— Ай-ай-ай! — со вздохомъ прошептала вдова.

Платонида Сергвна продолжала:

— Теперь главное, его одного оставлять не нужно, а то ему въ одиночеств сейчасъ мельканіе начнется: либо жуки, либо мыши… Нужно вотъ за Христофоромъ Романычемъ послать. Пусть его попьетъ съ нимъ недльку. Чиновникъ тутъ у насъ такой, по близости, есть, — добавила она въ поясненіе:- изъ отставныхъ, изъ прогорлыхъ. Ужь очень онъ для пьянаго-то человка хорошъ: отъ безобразія удержать, укротить, позабавить — на все мастеръ. Онъ и пить будетъ, а ума никогда не пропьетъ. У него завсегда благоразуміе въ голов, потому вино это самое въ него все равно, что въ прорву…

— Такъ пошлите, родная, а то что-же Семену Семенычу одному томиться!

— Безпремнно пошлю. Пусть у насъ погоститъ недльку. Онъ не корыстенъ. Ему ежели красненькую прожертвовать, такъ съ него и довольно… Я бы и сейчасъ послала, да онъ днемъ-то синицъ на Волковомъ пол ловитъ.

Вечеромъ кухарка Турковыхъ была послана за Христофоромъ Романычемъ. Христофоръ Романычъ тотчасъ-же явился и вступилъ въ должность сидлки и собутыльника при Семен Семеныч.

— Ужь измысли, голубчикъ, что-нибудь новенькое, позабавь его… — упрашивала чиновника Платонида Сергвна.

— Ахъ, Господи! Будьте покойны… Мы запойныхъ-то, какъ свои пять пальцевъ, знаемъ! Неужто намъ въ первый разъ? — говорилъ тотъ и измышлялъ забавы…