Джек знал, что с ним Энджи очень скоро станет несчастной, хоть никому и не признается в этом, но… Да и не Капитана, даже не Концепольского она любит – новизну взрослой, такой притягательной для девочки жизни, символом которой стал щедрый и богатый граф-выскочка.
Но Джек знал и другое, то, что отец души в ней не чает и вряд ли простит ему сердечную рану дочери, если Эндфилд, заморочив голову девочке, оставит ее… Теперь он обязан жениться, как честный человек… Единственным извиняющим обстоятельством может быть лишь предложение руки и сердца старшей сестре. Однако, выбрав Ангелину, Джек стал бы гораздо выше в клановой иерархии… Да и денег за нее дадут больше.
Эндфилд отхлебнул из бокала. Как странно сложилась его жизнь. Голодранец, нелюбимый ребенок, блестящий студент, курсант школы камикадзе. Безукоризненный солдат. Бунтарь, еще недавно готовый перевернуть мир. И вот теперь состоятельный человек, вхожий в лучшие дома, готовый сделать последний шаг, чтобы непоколебимо встать на одно из лучших мест жизни. И все же Капитан понимал, что цена этому – предательство. Теперь он часто будет прикладываться к бутылке. И Электронная Отмычка, который облизывался на широкие перспективы успешных и выгодных игр, здесь Эндфилду не помощник, поскольку дело касалось недоступных его нечеловеческой части понятий. Разве что поможет всему стать Электронной Отмычкой.
Джек опять вспомнил молоденькую красивую дурочку Энджи, уверенную в своем исключительном праве на него, и следом – своего ведомого, который пошел на таран, спасая от гибели живой гиперрадар группы, зажатой стократно превосходящим противником, вылавливающий перемещения недоступных никакой автоматике крейсеров-истребителей врага, закрытых маскировочным полем, без данных которого все корабли крыла были обречены на уничтожение. Его, майора Джека Эндфилда, с тем чтобы он стал собственностью красивой пустоголовой кошечки и инструментом для отмывки денег ее папаши.
Вспомнил свою гордую и презрительную фразу Конечникова о том, что “драконы” не видят дальше собственного носа. Видят… Наверное, тогда они уже знали, куда заведет Джека дорога, которую выбрали за него и по которой Капитана гнали, используя банальный метод кнута и пряника.
Яркое солнце било в комнату сквозь жалюзи. Эндфилд открыл глаза. На него, улыбаясь, смотрела Ника. Джек потряс головой, поднялся на кровати, потянулся, положил руки на плечи девушки и мягко повалил ее на себя, сжал соски руками, уткнулся носом в развилку груди, вдыхая упоительный запах ее тела.
– Проспал, – удивленно сказал он, – впервые в жизни проспал. И неудивительно. Какая же гадость мне снилась всю ночь!
– Что-нибудь про войну? – спросила девушка, запустив свои пальцы ему в волосы.
– Не только. Сначала ко мне явились мертвые “драконы” с предложением вновь вернуться на службу… Потом снился кошмар про то, как мы расстались, иногда настолько реальный, что я и сам забывал, что это сон.
– Вот как? – девушка подняла голову и внимательно посмотрела на него. – Как это было? .
– Слава богу, не на самом деле, – ответил Капитан, поднимая голову и ловя ее взгляд.
– Джек, расскажи, – почти потребовала Ника,
– Зачем?
– Чтобы этого никогда не случилось. Сны ведь никогда не бывают просто так…
– Ладно. Мне приснилось, что из-за меня погибли тысячи пилотов Черного Патруля, а я, мало того что отказался помочь им, но сделал на разгроме флота огромные деньги.
– Да, милый, это действительно страшно… – Княжна провела рукой по его щеке. – Неудивительно, что ты стонал всю ночь…
– Потом было хуже, – Эндфилд покачал головой. – Мне казалось, что я смогу все переиграть и почти добился своего, но тут…
– Что случилось? -.с тревогой спросила девушка. Капитан страдальчески поморщился.
– Не знаю, стоит ли говорить, но ты все равно вытащишь это из меня. – Он вздохнул и выпалил: – Ты предала меня.
– Ну вот… – горько сказала Ника, отстраняясь от него. – Старые песни. Ты, видимо, до сих пор в глубине души считаешь меня соглядатаем Службы…
– Да, – удивленно сказал Джек. – Действительно, в моем сне ты была секретным агентом, который следил за мной, более того, Управительницей Жизни.
Девушка внимательно наблюдала за ним, не скрывая своей обиды.
– Милая моя, это ведь было не на самом деле.
Эндфилд сел на кровати, прижал Нику к себе, нежно гладя ее по голове и плечам.
– Что тебе еще снилось? – спросила она неопределенным тоном.
– Потом были долгие месяцы без тебя… Ты просила меня позволить тебе остаться, но… Я пожалел, что был тогда непреклонен… Скажи, отчего, когда я прикасаюсь к твоему телу, меня преследует ощущение, что я так долго не держал тебя в объятиях? Отчего мне так горько, будто мы встретились после долгой, разлуки и сейчас же расстанемся вновь?
– Ты хотел бы, чтобы все осталось по-прежнему? – Она спросила это голосом, в котором клокотали сдерживаемые рыдания. – Наш дом на Деметре, лето, радость, любовь безо всяких жестоких условностей внешнего мира. Скажи мне, – она вдруг схватила его за плечи, впиваясь своим взглядом в его глаза, – скажи мне, без вранья, скажи мне это, пока ты…