Забавы жестоких богов

Помню, у нее был такой дядя Боря, физик. Они даже собирались пожениться. Работал он в секретном институте, куда меня частенько отправляли после школы, чтобы не мозолил глаза. На охране стояли мордовороты, вход был только по пропускам, но Борис этот как завлаб устроил, чтобы я мог спокойно проходить. Там мною занимался один из его лаборантов: запускал старый компьютер с играми, давал рухлядь из списанных приборов, чтобы я мог их окончательно испортить, водил в глубокие штреки на полигон, где установка в четыреста тонн весом превращала в ничто маленькие радиоуправляемые модели, видимо, считая, что одиннадцатилетнему мальчику это страшно интересно.

Помню длинные коридоры и лестничные площадки с широкими подоконниками, где курили худые, неряшливые мэнээсы, чирикая на своем техно, не подозревая, что я понимаю почти все, кроме узкоспециальных терминов. Однажды я посоветовал им, как превратить их ГОПР в действительно мощное оружие, переведя на технический язык картинку, которая возникла у меня в голове, когда я стал задумываться, почему гигаватты энергии уходят впустую и как добиться нормальной конфигурации Е-поля на большом удалении от установки.

Тогда дядя Боря расчувствовался, с полученной госпремии подарил мне компьютер последней серии. Я быстро научился ломать пароли, вскрывать банки данных.

Правда, у меня хватило ума не злоупотреблять этим. Лишь иногда я снимал небольшие суммы с чужих счетов на ремонт и модернизацию компа, мороженое, велосипед и так, по мелочи.

Зато любил ковыряться в спецхранилищах, вытаскивая на свет божий разные секретные документы. Потом был скандал, когда узнали.

Маме пришлось подключить всех своих знакомых, чтобы меня не отправили в колонию для несовершеннолетних. Но машинки не отняла, хотя устроила истерику, грозя дать столько подзатыльников, что «все мозги вылетят», если я еще раз сяду за компьютер.

По-настоящему остудил мой пыл ее друг, майор СБ, который как-то сводил на экскурсию в свой офис, не забыв показать подземные камеры пыток и прочитав мне выдержки из дел, где рассказывалось, как плохо приходилось тем, кто занимался такими вещами.

Потом сводил в тир, где вполне искренне похвалил меня за умение стрелять, а в темном коридоре еле слышно прошипел мне в ухо, что к действительно секретным данным я никогда бы не добрался в силу ограничений, заложенных в конструкцию массовых компьютеров, а денежный оборот контролируется с такой тщательностью, что легко выяснить, какой путь проходит каждая кредитка. Что меня с такими данными ждет блестящая карьера, если не буду соваться в элементарные ловушки для дураков, которые расставляет Служба, чтобы не остаться совсем без работы.

Вообще меня рано стали считать взрослым, даже мать жаловалась бабушке: «Я кричу, ругаюсь, а Джек смотрит на меня, и слова вязнут, будто он все понимает и смеется про себя».

Старуха вообще за глаза называла меня «чертовым отродьем», «выродком», «драконьим семенем» за очевидное сходство с отцом.

В семь лет мама отдала меня учиться боевым искусствам, и к тринадцати годам я мог отделать любого взрослого. Сверстники меня не любили, сторонились, хотя дразнить боялись, особенно после того как сломал пару ребер не в меру ретивым соученикам.

На родительских собраниях клуши лицемерно закатывали глаза: «Ну что с него взять, ведь он растет сиротой при живой матери», хотя всегда ставили меня в пример своим балбесам, когда речь шла о физике или математике.

Только литература мне долго не давалась. Я неизменно получал отличные оценки за грамотность и нулевые за содержание, поскольку честно писал, что не понимаю, почему героям не живется.

Лишь после того, как я загнал в себя кучу всякой методической макулатуры, научился писать то, что потом зачитывалось как образцовые сочинения и украшало всякие журналы для учителей.

Тогда у меня возник интерес к психологии. Ведь было столько вопросов, на которые я никак не мог найти ответа:

«Почему мама никак не может успокоиться, мечется от одного мужчины к другому? Почему меня не любят и боятся? Что нашел сосед по парте в Лене Сидоровой, прыщавой и худой девчонке? Зачем бабушка ругается без всякого повода и с кем она говорит в пустой комнате?» Ну и много других. Когда я начал разбираться — открыл целый мир, жестокий, алогичный и одновременно мудрый и прекрасный, который до сих пор не понимаю во всей его глубине и разнообразии, несмотря на все мои умения.

К великому разочарованию матери, которая прочила мне карьеру физика, я поступил на психологический. Бабушка к тому времени давно умерла, мама не вылезала из экспедиций, проводя дома не больше двух месяцев за год.

Когда я заканчивал первый курс, ее корабль исчез. Ни обломков, ни сообщений, ни воплей о помощи, ни сигналов аварийных зондов. Сначала была надежда, потом стало ясно, что и никогда больше они на связь не выйдут.