– Речь не о правоте. А о том, что мы с тобой одинаковые. Просто ты оказался в обстоятельствах, в которых я не был. И они распаковали в тебе новые качества, натолкнувшие на жестокость. Любой из нас мог оказаться на твоем месте, пусть в это и слабо верится.
– Это не жестокость! Прикончить тупых выродков, жизнь которых вращается на наркоте, бабках и беспорядочных половых связях – милосердие по отношению к человечеству. Выкупить нормальное будущее миллионов ценой жизней пары десятков моральных уродов, которым не дашь размножиться, – это справедливость.
– Нет, это самосуд. Это игра в бога!
– Религиозная система поощрений и наказаний существует для того, чтобы контролировать действия людей, внушая, будто в другом мире за поступки воздастся. Но мне не нужна концепция бога, чтобы взять на себя ответственность за содеянное. Да, теперь я немного сомневаюсь, но лучше я буду жалеть, что сделал это, чем сокрушаться, что так и не решился последовать за своими убеждениями, предал самого себя!
– Ну хорошо, хорошо, не предавай! У нас есть тезис и антитезис, давай вместе сделаем синтез и найдем какой-то компромисс? Давай вести себя как носители разума?
– Какой тут может быть компромисс, Нина? – вмешался Кейн, внимательно слушавший. – Ты понимаешь, что говоришь?! Убить половину, а вторую отпустить?
– Заткнись, Алан, – посоветовал Гардинер. – Иначе в этот раз я не промажу. Нина борется за ваши говножизни, хотя не стоило бы. Так что имей хоть каплю благодарности, мать твою. Даже я уважаю ее упрямство. Поэтому предлагаю сделку. Я не убью всех. Выпущу тех, кто сможет ответить на мои вопросы или решить задания у доски. Даю им шанс измениться или хотя бы взять в руки свою судьбу. Пусть все будут в одинаковых условиях. Этого ты добивалась?
Класс зашумел, не понимая, что Нина всего лишь пыталась тянуть время. Все были испуганы и недовольны до такой степени, что стали выкрикивать свое мнение. Инстинкт самосохранения вынуждал их не согласиться с озвученными условиями.
– Это безумие!
– Что за бред!
– Нельзя судить людей только школьными знаниям!
– Это несправедливо.
– Нина, скажи ему!
– Скажи, ведь он тебя послушает!
Но Дженовезе молчала, не зная, что делать. Не принимать же условия Итана одной, за всех остальных. Какое право она имеет? Хотя Гардинер, кажется, именно этого от нее и ждал. Взять полную ответственность за ситуацию. Решить за оба класса.
– Нина не будет этого делать, – отрезал Сет. – Давайте проголосуем.
– О, а ты у нас демократ? – делано удивился Гардинер. – У вас есть выбор: рискнуть и выжить или погибнуть всем. Братская могила, как это трогательно. – Итан смахнул невидимую слезу, откровенно издеваясь.
– Все заслуживают жизни независимо от своих качеств, особенно от интеллекта. Даже такое чудовище, как ты.
– Конечно, заслуживаю, ведь я тут самый умный. И еще Нина. Остальных лучше в утиль, пока не поздно. Мир не нуждается в наркоманах, шлюхах и тупицах, которые создадут себе подобных. Они как раковые клетки. У меня своя мораль и своя философия, согласно которым выжить должны лишь люди определенного интеллектуального уровня. Когда меня не станет, мое дело продолжат другие. Они все поймут. Они умные. Как я. Итак, голосуем! Кто за то, чтобы попробовать остаться в живых, доказав мне свою умственную дееспособность? Смелее, поднимайте руки. Вот так. Хорошо. Кто против? Так, я вижу, кто-то не поднял руку оба раза? Воздержавшиеся? Даже здесь отказываются взять ответственность и пускают все на самотек. Пусть другие решают, чтобы мы потом не были виноватыми. Что взять с этих безнадежно инфантильных людей? Нина? А ты чего?
– Все это неправильно, – тихо ответила девушка. – Так не должно быть. Никто не имеет права лишать других жизни по личным убеждениям. Жизнь – первичная ценность, и люди имеют на нее право, даже если не нравятся тебе, Итан. Человеку свойственно ошибаться, будь он самым умным на свете. И ты ошибаешься, сам это чувствуешь. Поэтому спешишь выполнить план хотя бы частично. Не привык отступать, даже если на то указывает логика. Разве умный человек с критическим мышлением может быть таким слепым упрямцем? – Она закипала, поднимаясь на ноги, но не отрывая глаз от парты, словно говорила сама с собой.
– Нина. Помолчи. – Сет упреждающе протянул к ней руку, будто мог успокоить. – Ты и так много сказала. Видишь же, на него не действует.
Им снова овладело ненавистное с детства чувство полного бессилия, которое немногим позже всегда превращается в желание мстить. Как же он ненавидел это чувство – за то, как неизбежно и полноценно им наполнялась каждая молекула его тела.
– Что-то совсем я с вами заболтался. – Итан театрально оттопырил ухо стволом пистолета. – Слышите? Кажется, у нас гости.