Забег на невидимые дистанции. Том 2

Свободного времени было вагон, ешь да спи, поэтому читалось критически быстро, к тому же пособия были как на подбор интересные, запланированные ей на будущее. Он хорошо изучил ее вкусы, но и Нина времени зря не теряла. Теперь она тоже вела наблюдение: это все, что ей оставалось в роли узницы.

Темные солнечные очки сменились на очки в черной оправе, придававшие ему тонкий налет интеллигентной маниакальности. Кровоподтек проходил, освобождая красивые шоколадные глаза, печальные и всегда устремленные куда-то вглубь. Он ими никогда не улыбался, да и губами выходило искореженно.

Растрепанные черные волосы, безумно-рассеянный вид, тонкие губы и пугающе глубокие ямки у рта. Неряшливый и высокий, он всегда одевался в одно и то же, подчеркивая незначительность внешнего вида и гигиены в сравнении с навязчивой идеей.

Если бы не общая изможденность и запущенная, параноидальная загнанность в выражении лица, внешне это был довольно симпатичный парень, возможно, чуть старше Ларса. И как его угораздило стать эталонным психом?

Он ведь действительно выглядел и вел себя как антропоморфное психическое отклонение, способное следить за кем-то годами, выжидая наилучшего момента и влияя на обстоятельства. В каждом фрагменте его наружности читалась незаурядная личность и непростая история.

Он никогда не отвечал сразу. Услышав вопрос или обращение, пару секунд медлил, даже если вопрос простой, или будто до него не сразу доходит смысл обычных слов. Создавалось впечатление, что его навыки общения с людьми за годы слежки почти атрофировались. Он попросту разучился говорить о чем-то обыденном. Коммуникация давалась ему тяжело, скрипты не срабатывали, и нужно было напрягаться, чтобы не просто подумать, а ответить вслух, соблюдая важное правило: то, что я скажу, не должно навредить мне и моей цели.

А еще Нина до сих пор не знала его имени. Для чистоты эксперимента он действительно так и не представился. Почему это так важно? Знает ли она его? Покажется ли звучание имени знакомым?

На второй день она поняла, что зла он ей не желает, но и отпустить не может по каким-то причинам, и сообщить, зачем забрал, тоже. А на третий день начались настоящие странности.

Он приехал с едой на сутки и хорошим настроением. Поставив пакет на стол, подошел вплотную к решетке, на что не решался после того, как Нина взбесилась и чуть не снесла ее. Наверное, думал, если она его схватит, то уже не отпустит, а будет тянуть на себя до последнего и оторвет руку, как клоун Пеннивайз, утаскивающий ребенка в канализацию (и был абсолютно прав). Помедлив, псих извлек из заднего кармана и протянул внутрь нечто маленькое.

– Что это? – Нине пришлось встать из-за стола, чтобы взять вещицу.

– Самоидентификация, – туманно ответили ей.

Девушка расправила сверток, оказавшийся тонкой резиновой перчаткой в цвет кожи. Самое интересное, что ложе безымянного пальца было заполнено чем-то вроде ваты, чтобы создавать иллюзию его наличия. Заинтригованность тут же сменилась раздражением, дыхание участилось.

– Хочешь скрыть мой дефект? Смотреть неприятно?

– Дело совсем не в этом.

– Если бы не ты, палец был бы на месте!

– Я не буду больше обсуждать с тобой этот инцидент. Содеянного не воротишь. Неизбежное случается, и мы не можем повернуть время вспять, как ты сама любишь выражаться. Гораздо важнее сейчас, чтобы ты надела ее и не снимала.

– Зачем мне это делать? Что за больные фетиши у тебя? Встает только на десятипалых? – Нина продемонстрировала раскрытые ладони, растопырив пальцы, один из которых был короче фаланги, будто хотела напугать.

– У меня к тебе нет сексуального влечения и быть не может. Я вообще ничего плохого тебе не желаю.

– Ты себя слышишь? Посмотри, где я нахожусь! У тебя законы причины и следствия в голове работают?

– Даже лучше, чем ты думаешь. Надень, пожалуйста. Ты не понимаешь зачем, но я прошу довериться. Это поможет…

– С какой стати я должна исполнять твои просьбы, если тебе на мои плевать? С какой стати я должна доверять тебе?

Нина вытащила вату, бросила на пол и затоптала, повертела перчатку в руках, прислонила рукавом ко рту и стала надувать как воздушный шарик.

– Что ты делаешь?

– Нужно было лучше за мной следить, тогда бы ты знал, что я почти не носила протез. Потому что не стыжусь приобретенного уродства и ни за что не буду его скрывать в память о том, что в тот день я потеряла нечто большее. Делать вид, будто все в порядке – оскорбление и предательство.

Ладонная часть перчатки стремительно расширялась, а пальцы оставались прежнего размера, что делало ее похожей на коровье вымя.

– Прекрати, хватит. Он же лопнет!

Дождавшись, пока пузырь станет в два раза больше ее головы, Нина демонстративно отвела вторую руку и ударила что есть силы. Хлопок был громкий, и кусочки резины, похожие на слезшую после загара кожу, разлетелись ей в лицо, но она даже не моргнула, до того внимательно следила за его реакцией.

– С моим пальцем было то же самое, – процедила она.

– Почему нельзя было просто меня послушаться? Ты всегда была такой же вредной, как сейчас! Вот зачем, Нона?