Никому и никогда Сет не позволял вести себя так фамильярно по отношению к себе, не допускал прикосновений и интонаций, которые ему не нравились. Она словно провоцировала, желая проверить, где кончается его терпение и сможет ли он причинить ей боль.
Сет не представлял себе, чем все это может закончиться и на сколько еще хватит его выдержки. Подумать только, она просто привела его сюда и почти заставила раздеться. А они ведь даже не приятели. Какая же власть у нее над теми, с кем она дружит?
Ридли закрыл глаза, испугавшись, что под таким давлением может натворить нечто неприемлемое. Теперь Нина смотрела на черные ресницы, до того длинные, что густой тенью накрыли нижнее веко. Плотно сжав губы, Сет с какой-то покорностью, словно осужденный на бойню, опустил квадратный подбородок и, кажется, даже задержал дыхание. По крайней мере, широкая грудь перестала вздыматься, а в полной тишине не слышно было ни вдохов, ни выдохов.
Внезапно до Нины дошло, что он боится. Но чего может бояться такой, как Сет? Может быть, у него фобия замкнутого пространства, а она затащила его сюда и не выпускает? Или отходняки после припадка.
– Что с тобой? Зажмурился и не дышишь. Пытаешься остановить время?
Помедлив, Ридли распахнул глаза, и взгляд из вязкой сумрачной смолы вонзился в собеседницу. Зрачок неотделим от радужки. Нахмурившись, парень едва разлепил плоские губы, чтобы ответить, как послышался шум. Кто-то отворял дверь, и девчонка полуобернулась, все еще стискивая плащ, словно приклеилась к нему.
– Ну и ну, – запричитала уборщица, заметив их, – среди бела дня! Совести у вас нет. Нашли где уединиться! Хоть бы закрылись изнутри…
Дженовезе отпустила Сета и отошла на два шага, а он машинально поправил на себе одежду, слишком поздно сознавая, как глупо выглядит со стороны. Будто между ними действительно что-то было. В глубине души он радовался, что их прервали. Он был на грани от того, чтобы схватить ее подбородок и кое-что прошептать.
– Он должен мне денег, мы обсуждали сроки и проценты, – бросила Нина таким жестким тоном, что даже Сет на секунду поверил и стал вспоминать, когда она ему занимала. Прежде чем выйти, Нина обернулась к нему еще раз и пригрозила указательным пальцем.
– Ты пожалеешь, что отказался от помощи. На твоем месте было бы разумнее принять ее. Если не вернешь долг семнадцатого сентября, в школу лучше не приходи – тебе конец.
Она выговорила это с таким неотвратимым убеждением, с таким упрямством буравила его глазами исподлобья, будто на что-то намекала и настаивала, чтобы ее поняли правильно. Что она имела в виду? Почему назвала эту дату? Во что она пытается его втянуть?
Пока Сет Ридли приходил в себя, Дженовезе и след простыл, а пожилая женщина (видимо, принявшая сторону девчонки) принялась хулить его как последнего преступника и выгонять из подсобки, размахивая грязной тряпкой. Как будто это он домогался девочки, а не наоборот. Уворачиваясь, Ридли пробрался к выходу и сквозь зубы посоветовал ей закрыть рот, чем полностью обескуражил. Наконец-то к нему возвращалось самообладание.
Нины снаружи, конечно, уже не было. Видел бы эту сцену Лоуренс, мать твою, Клиффорд! Эта мысль вызвала кривую ухмылку, и самодовольство успокаивающим бальзамом разлилось в груди.
Сет Ридли не до конца разобрался, почему начал отталкивать Нину с таким остервенением.
То ли пытался отсрочить пугающий момент вскрытия тайны, что он и Icebreaker – на самом деле один человек; то ли в глубине души обижался на Нину за этого ее красавчика-офицера, точеного мраморного полубога, с которым она близка, а с Сетом нет; то ли чтобы обезопасить ее таким образом от организации, создать впечатление, что Дженовезе бессмысленно впутывать в шантаж, ведь Сету она никто.
Что из пунктов было на первом месте, а что на последнем, он не мог определить, но и остановить процесс отторжения тоже не мог. А если пытался, получалось ровно наоборот. Он снова закупоривался в своей раковине, чтобы никому не навредить. Слишком коварный след тянулся за ним из прошлого и никак не высыхал, едкий и скользкий, как от ядовитого слизняка.
Ставить Нину под угрозу из-за собственных проблем не хотелось даже при наличии Клиффорда. Сколько бы власти и самоотверженности не было сосредоточено в руках этого человека, как бы ни стремился он защитить подопечную, для организации он всего лишь насекомое. Можно взять в руку и перебить хребет большим пальцем, словно трухлявую ветку. Нет, офицер полиции, тем более такой молодой, не защитит ее от этих людей. От них ничто не защитит. Кроме умелого блефа – или полного подчинения.