Забереги

Сердиться ему не хотелось. Море было тихое, и мысли потихоньку катились вперед, вслед за неторопливой лодкой «Ведь это одной рыбой завалиться можно, — думал он с потайной гордостью. — А пароходы? Гляди-ка!» Шла с юга к Череповцу связка барж в поводу за черным, натужно дрожащим катерком. Был катерок похож на вологодского мужичка, который за троих пашет, за четверых сеет, а ест вполовинку. Он боронил просторное море, как ниву, и чего-то такое бурчал, как бурчат и все остальные уцелевшие мужички. Но тем не менее связку из двух тупорылых барж тащил, лямку свою не бросал и помаленьку подвигался к Череповцу. У Демьяна глаза разгорелись: вот бы хоть одну из этих барж да к Мяксе причалить! Стояло там в жердяном загоне десятка четыре лошадей, с десяток тракторов и на корме — горы мешков, с семенным зерном, конечно. Для Мяксы худо-бедно хватило бы. Так нет же, пригонят баржи в Череповец и распихают этот груз по районам, а уж районы — единую лошадь раздирай на четыре колхоза. Демьян представил, как ему придется делить, каждому председателю по ножке, — и доле своей не позавидовал. Не мог он лошадей завернуть к Мяксе, не мог и трактора вплавь пустить к своему берегу. И от всего этого рассердился почему-то на море, да еще вслух:

— Набухало тут бестолковой воды, плавай тут за тридевять земель!

На это учительница сейчас же и заметила:

— Это вы-то на море осердились?..

Он рад был разговору, но намек показался слишком очевидным, не принял его:

— В лодку, говорю, набухало. Черпак хоть какой есть?

От баржи прошла крутая волна, ударила плашмя в низко сидящий борт и белесым хвостом перемахнула в лодку.

Учительница смеялась, хотя смешного тут было мало: лодка осела, только на каких-то два вершка и выступали борта. Демьян принялся гонять воду медным осклизлым черпалом, которым в хорошие времена пиво, наверно, черпали. Бог знает, как уж оно попало в лодку, но было удобно, и то ладно. Демьян быстро высушил дно и распрямил затекшую спину. Настало самое время подумать, как поскорее добраться до берега. Выехали вроде бы и не особенно поздно, но почему-то быстро темнело. Он с беспокойством повертел головой и увидел, что со стороны Череповца надвигается тихая, темная, без сомнения, снежная туча. Снег в здешних краях и в середине мая не редкость — неужели никто о том не мог догадаться? Демьян капризно надул губы, как бывало в детстве, и с укором глянул на учительницу — так на мать смотрел, когда она в угоду Кузьке обделяла его пряником. Но учительница, хоть и была постарше его, материнского всепрощения не выказала, наоборот, сама с укором покачала головой: не нравились ей просевшие борта лодки. Опять выходило, что во всем случившемся виноват он, Демьян Ряжин. Это было уж слишком! Он решительно вскинул на нее глаза:

— Разве вы не знали, что до темноты не переберемся через это проклятое море?

Ответила ему не учительница, сидевшая на руле и высматривавшая далекие очертания Верети, — взвизгнула, как укушенная, одна тощая, злая бабенка:

— Шесть лишних пудиков навалилось на лодку, эва! Право дело, утопнем!

Демьян не стал и тут связываться, молча потеснил плечом одну усталую весловщицу и сел на ее место. Но пока они менялись местами, лодка качнулась и черпанула бортом. Никто не проронил ни слова, только черпало в руке у этой сменившейся весловщицы заходило с нервным стукотком. Было очевидно, что первая же большая волна захлестнет лодку; она будто разбухала в воде, оседала все ниже, становилась тяжелее и неповоротливее. Хорошо, что море было спокойное и жуткая темная туча не давала ветра. Она ровно и грозно надвигалась с севера по двадцатикилометровой, ничем не защищенной просеке; на широком водном пути тяга была как в хорошей трубе. Снежная туча закрыла уже череповецкий берег и всю горловину моря. Гребцы, не сговариваясь, налегли изо всех сил. Женщины вертели головами, определяя каждая по-своему, какой берег ближе.

— Правый-то, гляди, всей угорицей подпирает!

— Левый-то, смотри, лодками посвечивает, и встретит кто, ежели!

— Да на правом-то заводи, тихенько…

— Да на левом-то течение, само к мыску какому поднесет…

Женщины долго бы еще препирались, но все та же злая, издерганная жизнью бабенка всем им черту подвела:

— Кричите не кричите, все едино: утопнем. Эва, жуть какая!

Опять было повторено это страшное слово, и могла возникнуть паника, но учительница всем им коротко, веско возразила:

— Не утонем. Помолчите лучше.