Забереги

Только забылась история с беженкой, как сегодня налетела новая напасть. Будучи сам из избишинцев, он знал там почти всех жителей, во всяком случае, знал и Ряжиных, и нынешнюю председательшу, — может, поэтому и не удивился, что гонца переслали к нему. Уж так повелось: к нему, все к нему! Он давно забыл о своей настоящей должности и был вроде бы «всем для всех». «Почему?» — с новым приливом тоски думал он. Телефоны-то уж не по его части. Но из Избишина приплыл гонец, гонца долго пересылали из одной комнаты в другую, пока не вспомнили о Спирине. Спирин поймет, Спирин уладит! И Спирин взял из рук парнишки тетрадный листок, стал читать, что там было написано. А было там карандашным огрызком накарябано буквально следующее:

«Доклад по начальству.

Настоящим довожу до вашего сведения. Происшествий в колхозе нет двух девок подавитесь вы отправляют на окопы ежели еще что дак уши надеру. Так. В остальном живем хорошо токо неизвестный мазурик покарябал телефон собрать его нельзя по причине отсутствия крупных частей одна мелкота токо. Телефон били тяжелой орясиной может даже шкворнем валяется тут. Всю телефонную наличность смели на газету а больше ни лешего не случилось. Беженка объявилась в меховых штанах мазурик дековался над телефоном ночью поди чего и взорвалось у Домны Ряжиной волк зарезал овцу надоть пороху прислать ружья есть будем защищаться. Беженка истинно шпионка печки красит да песни поет сотона. Взорвет ежели что. За шпиона дают тыщу рублей а за шпионку поди полтыщи дак все равно давайте. Связь с Мяксой потеряли ждем указаний мужика какого завалящего надоть председательше все без толку. Кончаю.

Барбушиха не боюсь ни лешего».

Выходило, ему надо плыть в Избишино, а плыть туда не хотелось. И сам из переселенцев, он переселенцев побаивался. Если в Мяксе опускал глаза перед женщинами, то в Избишине без обиняков скажут: «А, Спирька, в начальники выбился, тебя и в армию не берут!» И многое другое скажут, а под конец все сведут к переселенческим делам. Его уже и тогда, как к погибели, тянуло ко всякой неразберихе. Долго в районе искали уполномоченного по переселению, пока не вспомнили: «А Спирин есть, а он сам избишинский». Весь гнев переселенцев на себя принял. И даже то, что застолбил участок, а потом от него отказался, в вину поставили. Измену общему делу нашли. Какая измена? Пока то да се, старый Спирин умер, мать еле таскалась, чего ее одну за морем оставлять? Он отказался от участка, как отказался, например, и Демьян Ряжин. Но того, жившего в Череповце, злословие не доставало. Мякса была ближе к переселенческому люду… Демьян Ряжин сбежал на шлюзы — и все, переселенческими делами не занимался, разве что воду на деревню напустил. А он, Спиридон Спирин, от Демьяновой воды самолично гнал земляков, можно сказать, огнем дома их палил. Так и так им требовалось переселяться, да только на ком-то надо было злость сорвать, — они и выбрали в лешие Спирина-младшего. «Чур-чур нас от Спирина, от вырина, от его полымя́, от его имя́, от воды, от беды, от спички, от дрычки, от Спиридона-македона, от пьяницы, от драницы, от черного кобеля, от леса, от беса, от дурнова, косова и Спиридонова!» — уже на такой манер и старое лесное заклинание приспособили. В глаза прямо и кричали ему, как только он показывался на берегу. Собак, вроде как невзначай, спускали.

Уже в присутствии гонца Спирин долго сидел за столом, обхватив руками голову. Думал все о пустом: «Как же зовут этого хилого мужичка?..» И опять ему было стыдно от одной мысли о своем краснорожем обличье, но весь стыд выливался в навязчивый, малозначащий вопрос: «Как его… от черт!»

Так и не вспомнив имя гонца, он от смущения резко спросил:

— Ты кто?

— Митя, — был краткий и, видимо, исчерпывающий ответ.

Спирину имя мало что говорило, а расспрашивать не хотелось. Приступил прямо к делу:

— Ночью, говоришь?

— Ночью, — подтвердил гонец, хмыкнув.

— Еще что?

— Еще волк зарезал…

— Еще? Не фыркай мне, отвечай!

— Чего фырчать, беженка объявилась, в меховых штанах, а баба ведь.

— Чего она делает у вас?