Пришлось встать и заняться поиском телефона всерьез. Звонил Вовка, и когда я увидела его фото на экране, остатки сна сняло как рукой. Волнением сдавило горло, и я на секунду замешкалась, прежде чем взять трубку. Зачем он может звонить? А вдруг он в городе? Вдруг решил приехать, чтобы все исправить? И зачем он мне здесь теперь нужен?
За пару секунд я себя так накрутила, что едва не сбросила звонок, но пришлось собраться с силами. Как только взяла трубку, поняла, что о нашем недавнем разговоре о расставании Вовка совсем забыл. Полагаю, что его настолько не заботила я, что он выбросил эти мысли из головы.
– Лиль, тут такое дело, я уже домой приехал…
– И? – разговаривать с мужем не хотелось вовсе. Неужели он думает, что я поспешу в родной город, когда узнаю, что он вернулся?
– Холодильник пустой.
– Конечно, я же на море.
– Точно… – в трубке воцарилась тишина. На Вовку это не было похоже: я не про забывчивость, нет, как раз это для него нормально, а про нерешительность. Не помню, чтобы когда-либо он так мялся. Сердце застучало от беспокойства за квартиру. Что если он приехал, а там прорвало трубу? Он ведь даже не в курсе, как перекрыть воду.
Я вскочила с кровати, путаясь в одеяле. Недовольная Анька приоткрыла глаз, чтобы одним взглядом продемонстрировать всю степень презрения к раннему пробуждению, но по моему лицу заметила, что разбудила я ее не из вредности.
– Вова, что случилось?!
Была еще жива надежда, что муж засмеется и скажет, что все в порядке, но Вовка вздохнул так, будто сию минуту собирался преставиться, и сердце мое оборвалось от плохого предчувствия.
– Вот ты всегда меня чувствуешь, Лилечка.
– Если ты сейчас не скажешь… – грозно начала я тем самым тоном, каким обычно разговаривала с учениками.
– Приезжай, пожалуйста, – оборвал меня Вовка. – Все… все просто кончено, понимаешь?
Несмотря на то, что по словам Вовки я всегда его чувствую, в этот момент я ничего не поняла. Даже версия с прорывом трубы не была толком отметена – он ничего не пояснил и положил трубку, оставив меня наедине с собственными мыслями, рожденными страшной фразой. Мысли плодились, множились и заставляли паниковать.
Мой муж, которого я с некоторых пор желала называть не иначе как «бывший», никогда не впадал в уныние. Все, и я в том числе, знали его как балагура, душу компании и человека, который радуется каждому дню. Вот чего у Вовки не отнять, так это таланта поднимать настроение: он умеет поднимать настроение в самых, казалось бы, сложных ситуациях
Но теперь он сообщает, что все кончено…
Иллюзий я не питала: речь идет не о наших отношениях, вряд ли Вовка так запереживал из-за возможности меня потерять. Работа? Точно нет. Мой муж вывернется из любой поганой ситуации, он знает, что не останется безработным. Что-то с родными? У меня со всеми хорошие отношения, и свекровь, случись что, позвонила бы в первую очередь мне, а не сыночку, который большую часть жизни пребывает в бегах от ответственности.
Анька окончательно проснулась и тоже начала строить предположения.
– Лиля, он точно что-то подцепил.
– Глупости!
– С его образом жизни? Да сто процентов! Какой-нибудь хламидиоз он бы и без твоего присутствия вылечил, а значит что?
– Что? – обалдело уставилась я на подругу.
– Это что-то смертельное! – Анька сделала скорбное лицо. – Проститься хочет.
– Дура! – я вроде бы и разозлилась, но еще больше занервничала. На самом деле это было единственная версия, над которой я действительно задумалась и не отвергла как несостоятельную. Я металась по комнате, как загнанный зверь, перезванивала Вовке, но он не брал трубку, а позже и вовсе отключил телефон.
– И что думаешь делать? – спросила Анька, понаблюдав за мной некоторое время. Я фыркнула и ничего не ответила. Подруга помолчала и опять начала:
– Тимур к решительным действиям так и не перешел…
Я злобно посмотрела на нее, но подходящих слов для возражения не нашла. Ведь и правда – не перешел да и вряд ли перейдет, один день до отъезда остался. Я истерически хохотнула – меня сама судьба от измены защищает.
– Ты на что намекаешь? – успокоившись, спросила я. Анька пожала плечами.
– Поехали домой? Я загорела, ты отдохнула, пришла к мысли о разводе. А то сдохнет эта зараза без прощения твоего, ты ж всю жизнь страдать будешь.
Я растерянно села на незастеленную кровать, топорщившуюся бельем. Удивительно, но после вчерашнего вечера, когда я так остро почувствовала разочарование в Тимуре, это решение представлялось единственно возможным. Анька почувствовала во мне сомнение и смятение и принялась убеждать.
– Продолжать с ним знакомство ты не собираешься. Он знает, что мы уезжаем завтра, и тут два варианта: или он начнет требовать продолжения банкета, и тебе придется его послать, или он этого не сделает, и ты расстроишься. Как бы еще к этому уроду не вернулась тогда. Считаю, что уходить нужно на пике популярности.
Анюта робко улыбнулась, тем самым смягчая твердость своих слов. Я знала, что она не хотела меня обидеть, но… чувствовала печаль. Всего неделя, но я, наверное, влюбилась, и потому было очень тяжело решиться.