Забери меня

Конечно удастся. Не может не удастся. Но… блин… я все-таки волнуюсь. И было бы из-за чего, вернее кого. Из-за рыжего беспардонного Ежа, настолько прокипятившего мне мозг, что от одной мысли о ней хочется хорошенько надраться.

Мне это все надоело. Я сам себя задолбал тем фонтаном эмоциональной херни, что бьется о ребра. Он мне не нужен, он меня раздражает. Мне не хватает спокойствия, холодной головы и способности трезво мыслить. Рядом с Вознесенской я напрочь теряю эти столь важные качества.

Она того стоит? Сомневаюсь. И все же решаю убедиться в этом еще раз.

Когда адвокат выходит из кабинета и утвердительно кивает, у меня внутри ослабевает тугой узел, который мешал нормально дышать. Я реально вдыхаю так надрывно, что легкие обжигает, и это вызывает очередную волну раздражения. Даже дышать нормально не могу из-за нее.

— Заберете ее сейчас? Или… — молоденький капитан выжидающе смотрит на меня.

— Мне надо поговорить с ней. Наедине. Без видеонаблюдения и посторонних ушей.

Я еще толком не понял, что хочу ей сказать, но не сомневаюсь, что получится громко и с чувством. Вряд ли Ёжик сумеет тупо сказать спасибо, а потом в знак благодарности заткнется.

— Десять минут. Большего дать не могу.

— Вполне достаточно.

Меня ведут куда-то в подвал. По мрачным темным коридорам, похожим на катакомбы. Звуки шагов эхом отражаются от стен и бегут вперед нас.

Неприятное место. Специально, чтобы вправлять мозги рыжим бестолочам.

Возле дверей сопровождающий напоминает, про время.

Мне хватит и трех минут. Взглянуть в темные глаза, убедиться, что с дурой все в порядке и поставить точку. Время пошло.

Я захожу внутрь. В маленькую одноместную камеру с узким зарешеченным окном под потолком. Лерка тут же вскакивает с койки и вытягивается по струнке.

Мне хватает одного взгляда на нее, чтобы завестись по полной.

Очередное безвкусное платье. Яркое — вырви глаз, и короткое настолько, что если немного пригнуться, то можно будет увидеть трусы на бесстыдной заднице. А может, и их отсутствие. Туфли, как у блядей, которые танцуют возле шеста и позволяют мужикам засовывать купюры себе в чулки. Потекший вульгарный макияж: темень под глазами и яркий контур сочных губ.

Это она в таком виде куда-то поперлась? Заскучала, мать ее? Свежего мяса захотела?

Стоп, Барханов! Тормози! Просто выдохни нахер! И вспомни зачем ты здесь!

Это же последний раз. Акт доброй воли.

Меня больше не касаются ни ее платья. Ни туфли. Ни вся она.

Все… Все, блядь!

Я сажаю себя на цепь. На жесткую удавку.

— Ну что, повеселилась?

Она подходит ближе. В нос тут же бьет прокуренный смрад клуба, приправленный отравленной сладостью ее духов. Я ненавижу их.

Идиотская надежда, что у нее в голове есть хоть что-то логичное и адекватное, разбивается при первых же словах.

— Я не обязана перед тобой отчитываться, — нагло рассматривает свой маникюр, дешевым жестом пытаясь изобразить стерву. — У меня была встреча с друзьями.

— Так и звонила бы им. Пусть бы спасали.

Краснеет. Так отчаянно, что даже уши становятся малиновыми. Самое время просто заткнуться и признать свои косяки. Но Лера — это Лера. Подбирается, набирает полную грудь воздуха прежде, чем выдать очередную дурь.

— С меня хватит, Лер, — поднимаю руки, признавая свое поражение. Мне не по силам справиться с ее тараканами. Нет никакого желания тратить на это свои нервы и время. — Я не мальчик на побегушках, которому больше заняться нечем, кроме как вытаскивать тебя из неприятностей.

— Завытаскивался, бедный.

Она непробиваемая. Наглая, как чайка, кружащая над помойкой. Ведь не права по всем позициям. Косяк на косяке и ноль благодарности. То ли не понимает, что если бы не мое вмешательство, то ей бы грозил реальный срок, то ли считает самой собой разумеющимся, что вокруг нее все должны прыгать.

Нет уж, дорогая моя. С меня довольно.

* * *

Смотрю на нее. Нервную, взвинченную, готовую с пеной у рта защищать не пойми что, не пойми от кого. Запоминаю этот момент, чтобы в будущем снова не нарваться.

И одновременно вычеркиваю остальное. Сжигаю файл за файлом. Выкидываю без единого сожаления, потому что пришла пора избавляться от балласта.

— Я договорился. Тебя отпустят.

Моя миссия здесь завершена. Смотрю на часы — уже два ночи, самое время свалить в туман.

— Спасибо, Царь-батюшка…

Из какого-такого колхоза она вырвалась, если даже поблагодарить нормально не может? Впрочем, уже не важно.

— На этом все. Точка.

На миг в ее глазах проскакивает самая настоящая паника. Детский испуг. Она даже дергается в мою сторону, будто хочет броситься мне на шею. Но потом стопорит.

Упрямо поджимает губы.

— Ну все, так все. Было приятно познакомиться, — очередное дешевое шоу.

— К сожалению, не могу сказать то же самое о тебе.

Дергается, будто я ее ударил. Снова кусает губы, с такой силой что они сначала белеют, потом наливаются алым.

— И что теперь? Женишься на своей сушеной Вобле?

Хороший вопрос. Правильный. И я знаю на него ответ.

— Женюсь. Как и планировал.

Потому что Эльвира идеальна. В ней есть все то, что я ценю в женщинах. И нет всякого шлака.

Вознесенская снова нагло лыбится: