Забери мою боль

– Только не обмани, слышишь? Я буду здесь, – кивнула на бордюр, где с ней Лука сидел. – Я буду здесь ждать тебя. И не уйду никуда, пока ты не придешь и все не расскажешь.

Сцепил зубы и направился к кабинету Палача. Лука с Орловым уже были там.

Находиться здесь было особым уровнем пыток. Все здесь было так, словно и не случилось ничего. Словно Палач жив и просто вышел из кабинета пять минут назад и вот-вот вернется. Даже его кресло еще хранило тепло хозяина.

На столе были разбросаны бумаги. Какие-то счета, таблицы, номера телефонов. Он никогда не любил порядок. Рабочий хаос – вот его привычная атмосфера и она царила в каждом сантиметре комнаты.

Лука сделал знак Орлову, приглашая его устроится на диван. Мы с Варламовым сели на стулья. Казалось, отец присутствует с нами. Смотрит хмуро со своего кресла в ожидании слов гостя.

– Вы меня не знаете, но отец ваш обратился ко мне незадолго до смерти. Он просил решить вопрос с одним ублюдком.

– Мы знаем, только решение вышло нам боком, – произнес хмуро Лука.

Орлов кивнул.

– Мы с Потапом давние знакомые. Он избегал общения со мной, и я понимаю почему. Такие, как Потап, держатся особняком от мира криминала и органов. Он из тех, кто сам по себе живет, по своей философии.

– Так ты из криминала?

Он поднял на меня тяжелый взгляд.

– Никогда не был и не стану даже под дулом пистолета, сынок. И ситуация с твоим отцом ударила по мне ничуть не меньше. Кирсанов решил мстить. Он дал задание своим людям устранить твоего отца.

Орлов поднялся с дивана и достал из кармана какой-то конверт. Вытянул оттуда фотографии и положил их веером на стол.

– Эти двое причастны к гибели Потапа. Сегодня ночью их жизнь прервалась. А вот и Кирсанов.

Он указывает на последнее фото. На нем повешенный мужчина в темном и убогом помещении тюремной камеры.

– Он повесился сегодня ночью.

Орлов поднимает на меня глаза.

– Я не одной твари не позволю существовать на этой земле. Все, кто был причастен к гибели Потапа, – сдох. И я хочу, чтобы вы продолжали его дело. Знайте, что у вас есть крыша. И если кто-то полезет на вас с войной, от своей же пули и погибнет.

Меня мутило. Все эти фото, изображения обезображенных трупов. Это, нах*й, решение проблемы?! Это вернет Потапа и загладит мою собственную вину перед ним?!

Меня разрывало. Я был ходячим напалмом. Я был ходячим коктейлем Молотова и сейчас мое нутро горело. Горело, рискуя взорваться в любой момент.

Я не помню, что было дальше. Помню только, как скрежетало внутри от агонии, как в сердце не хватало мощности прогнать кипящую в венах кровь. Помню, как задыхался от гнева, от затопившего чувства ненависти. Я горел. В буквально смысле слова – моя кожа плавилась, мое нутро корежило в агонии. Горло саднило – я кричал так, чтобы он услышал меня. Там, наверху или где он есть. Я хотел, чтобы он понял, чтобы узнал все то, что я не успел ему сказать. А я так много не успел!

Стало легче только когда кулак врезался в мягкую ткань груши. Снова и снова я выбивал из себя дурь, уничтожая собственное тело, но облегчая боль. С каждым всплеском физической агонии становилось легче дышать. Казалось, я сгорю если не убавлю мощность того, что сейчас внутри.

– Илай! – раздался за спиной голос Луки.

Он бесил меня. Я не хотел его видеть. Никого не видеть.

Осмотрелся по сторонам. Гребаный клуб, который Потап собирал по кускам. Всю свою жизнь собирал. А сейчас… сейчас его нет, а эти железки здесь, словно ничего и не случилось.

– Илай, хватит. Так ты не вернешь его, слышишь?!

Схватил с подоконника бутылку. Глотнул с ходу. Обжигающая жидкость потекла по пищеводу. Не легче ни х*я, но нужно что-то делать, только не слушать их тупые речи. Одинаковые речи как одна.

– Нейман! – закричал он, я рванул в его сторону.

– А ты вернешь?! А?! Ты сможешь вернуть отца? Знаешь, как это сделать Лука? Ты же у нас такой самостоятельный, бл*ть! Так давай, реши!

Я видел, как ему больно. Знал, что ударил под дых. Но именно он заварил эту кашу, а теперь имеет наглость говорить мне, что я делаю не так.

– Я не знаю, как его вернуть. Но я знаю, что ты сможешь потерять все. Перестань вести себя так, перестань отталкивать Цыпленка. Какого х*я ты творишь, Илай?!

Я вскипел. Он не имеет право даже заикаться о ней.

Буквально врезался в него. Схватил за грудки.

– Я сам разберусь, что мне делать с Нинель. Или ты уже метишь на мое место? А? Думаешь, я не видел, как ты, бл*ть, смотрел на нее перед боем?!

– Что? – Лука скривился.

Он уперся лбом в мой, прожигая глазами.

– За такие слова я въ*бу тебе, Илай.

Я засмеялся. Я сделал это первым. Резкий взмах руки и он лежит на полу. С его носа стекает кровь, Лука хмурится, подскакивая на ноги.

– Ну, давай! Давай выбей из меня дерьмо и покончим с этим, слышишь?!

Меня злило его поведение доброго самаритянина.

– Хватит трепаться! Защищайся, бл*ть!

Я срываюсь к нему, но на этот раз он встретил меня. Удар, снова и снова. Лука отклоняется. А потом резко подныривает и валит меня. Башка бьется об пол. Бам – в глазах звезды, я вцепляюсь в его руки пытаясь сбросить с себя.