Забирай мое сердце

И меня так раскиселивает, что не могу сдержаться и так очумело радостно скалюсь ему в ответ, что он начинает ржать.

— Ты че, влюбился в меня? Че так лыбу давишь? Аж зацвел!

— Да, влюбился…Выходи за меня, парень! — поддерживаю ржач, но тут же — Пошел ты, придурок! Да, конечно, соскучился! Привет, дружище!

Есть, что обсудить, много говорим и делимся планами. Раскручиваем разговор, перебиваем друг друга, что-то орем, переспрашиваем тут же. Когда первое пламя гаснет, беседа течет ровнее и неспешнее. Ганс потом немного тухнет, не хочу давить на больную мозоль и спрашивать в чем дело. Оля эта его! Сто проц!

Дело в том, что Величанский, как и я приверженец свободного образа жизни. Никому и ничем не обязан. Ну кроме родных, это же разумеется. Хотя наши устои и рушатся, понятно по каким причинам, тот образ жизни рвем с кровью. Но рвем ведь, потому что….Да потому что!

— Когда приедешь?

— Да неделька еще и все. Пора возвращаться.

За окном темная ночь. Все пережитое в океане обрушивается на меня с новой силой. Стискиваю грудь, вжимаю руки, сдавливаю. Хочу ее видеть. Не знаю зачем, но очень хочу. Невыносимо! Даже, окажись сейчас перед Щепкой, может и молчал бы. Хотя бы просто встать рядом. Хотя бы!

На ее странице открываю сообщение. Будь, что будет.

«Привет. Как дела? Поговорим?»

Лена не в сети, но прочтет же. Пока смотрю, что творится в мире, проходит около часа. Постоянно мониторю прочла или нет. Не подсвечивает. Ответа нет. Острым колом вбивает в меня понимание того, что его и не будет. Мне становится оглушительно липко и жарко. Первое, что хотел, встать и собрать чемодан, потом остыл. Не к чему. Надо успокоится и подождать. Ответит, значит есть шанс, а нет, то тогда буду действовать по-другому.

27

— Боже, Татка! Сколько можно уже! — нудит Ира, склонившись над нашей зубрилой. — Там сейчас очередь в три вилюшки будет.

— Пока не соберу как надо, никуда не сдвинусь. — бормочет Тата, пихая в определенном порядке ручки в пенал. — Педантичность прежде всего. У меня все по полочкам, не то, что у вас неумех.

— Ой, ли!

Хохочем с Катей на весь кабинет, а Ира бесится. Ее всегда раздражала скорпулёзность нашей Разумной. Да, фамилия у нее такая -Разумная, по-нашему Татка. Сложив все свои многочисленные принадлежности, с важнейшим чувством собственного достоинства подруга поднимается, разглаживает идеальные складки на крутых бедрах.

— Готова, девочки, ведите. — и чешет царственной походкой на выход.

— Нет, вы посмотрите на нее! — ошарашенно пялится Ира ей вслед. — Боярыня Морозова, блин.

Визжим и смеемся, пока передвигаемся в кафетерий. Проголодались жутко. Наконец сейчас хоть что-то бросим в свои измученные желудки. Девочки в большей степени пребывают в прекрасном настроении, я как получится. Находим свободный столик и сваливаем свои сумки, возимся в поисках кошельков, обсуждаем заказы. Независимо от обстоятельств впадаю в какой-то странный транс. Снова накатило, сколько можно! И всегда такое происходит внезапно.

Глохнет посторонний шум. Щебетанье девочек становится размытее и тише. Перед тем, как им убежать на кассу сказала Катьке, чтобы купила мне капучино и слойку, сунула свою карту ей в карман. Стоят в очереди, а я здесь за столом невольно опускаюсь в раздумья.

Как я рада, что почти избавилась от этой жуткой «шаховской» зависимости. Мне так кажется. Я свободна. Желаю именно так думать! Хоть и перемалывало сильно, когда увидела сообщение от Ника. Еле сдержалась, чтобы не написать что-то в ответ. Но теперь все. Независима. Да точно, это так. В своих ярых убеждениях практически захлебываюсь. Сопротивляюсь ломке, пытаюсь воевать.

Ту ночь забывала, как страшный сон. Простить не смогла. Да и не смогу, наверное. Доверяла же, согласилась на все. Пошла с ним, готова была распрощаться с этой долбаной девственностью, потому что хотела, чтобы это был именно он тогда. Ни на что не оглядывалась, в том числе и на похождения Шахова, его двинутости на сексе. А Шахов? Да так даже с собаками не поступают. Ник опустил все мои светлые желания до дна, хотя что я приуменьшаю, он их выбил, безжалостно вышиб, оставив после себя лишь пустоту. К черту такую любовь!

И все же во мне живет кое-что. Никому не скажу. Я и себе это не говорю. Все только тихим шепотом. Еле-еле шевеля губами. Осторожно и невесомо тихонько выплескиваю данность в черной темноте и звенящей тишине. Меня волочет по кочкам злости, тяжкого разочарования и нестерпимого ощущения пустоты. Ну как он мог это допустить? Злюсь, умираю, думаю, сопротивляюсь и терплю поражение. Т-с-с-с-с-с…. А потом…Все чаще и чаще думаю о нем. Снова и снова.