Заблудившаяся муза

– Кто-то из историков – кажется, Ключевский, – утверждает, что это пошло с монгольского нашествия, жестокость которого общеизвестна, и что после освобождения от ига новая власть все равно предпочитала использовать приемы старой, – продолжала Амалия. – Так или иначе результат налицо: любая власть для нашего соотечественника прежде всего нечто, что стремится притеснить его и ущемить его свободу, даже когда власти в действительности нет до него никакого дела. Для нас власть – враг по определению, будь то правительство или, допустим, власть полицейская. А другая характерная черта русского человека – что он склонен к состраданию, причем обычно сострадает вовсе не тем, кому следует.

– Амалия Константиновна…

– Много вы знаете русских романов, где говорится о больных детях, о покинутых стариках, о калеках? Зато пачками выходят книги, в которых повествуется о нелегкой судьбе проституток или о преступниках, которым читатель непременно должен сочувствовать, хотя из их действий неминуемо следует, что они мерзавцы и если и получили по заслугам, то мало. С этой точки зрения господин Достоевский, несомненно, самый русский писатель… Стендаль, к примеру, отрубил своему Жюльену Сорелю голову и не поморщился, хотя тот даже не убил, а лишь покушался на убийство. У нас мсье Раскольников мало того что остается в живых – читатель еще обязан сочувствовать тому, что он попался и отбывает наказание, хотя по-хорошему его стоило бы казнить, и дело с концом…

Гиацинт внимательно посмотрел на Амалию.

– Вы рассчитывали на то, что Замятины будут откровеннее, если их станет расспрашивать не полицейский, а подружка преступника и к тому же – особа легкого поведения?

– Я никого не расспрашивала, милостивый государь, – усмехнулась Амалия. – Я порыдала, изливая душу, мы выпили вина, и я узнала все, что нам нужно… О, щучья холера!

К ним только что подъехал экипаж барона Корфа. Амалия надвинула шляпку пониже на брови и повисла на локте Гиацинта.

– Господин Леденцов! Как продвигается… – Тут Александр увидел рыжую потаскушку, нагло скалившую зубы, и переменился в лице. – Quelle horreur![12]

– Милостивый государь, – хихикнула Ленка, жеманясь, – мы таких слов не знаем, а вам я вот что скажу: каждый зарабатывает на жизнь по-своему… Хи-хи!

– Это свидетельница, – заторопился объяснять Леденцов, чувствуя себя так, словно его действительно застукали посреди улицы непонятно с кем.

– Очень на это надеюсь, – проворчал сквозь зубы барон Корф. – Лично я должен вас предупредить, что если вы втянете мою жену во что-нибудь эдакое… – Он оглянулся на рыжую оторву, скривился и захлопнул дверцу экипажа. – Трогай!

Когда карета ее мужа исчезла в потоке экипажей, Амалия отпустила руку Гиацинта, не выдержала и расхохоталась.

– Собственно говоря, нам с вами нужно совсем в другую сторону, на Разъезжую… Если верить источнику, человек, убивший Ольгу Верейскую, посещает фехтовальный зал Лежандра. Но в таком виде я идти туда не могу, так что возьмем извозчика.

Мимо них проехали два пустых экипажа, и только на третий раз Гиацинту удалось сговориться с мрачным извозчиком, явно страдающим похмельем. (Позже тот долго вспоминал, как к нему в карету сели господин с рыжей наглой девицей, а вышли тот же господин, но с белокурой дамой, хоть и одетой очень скромно, после чего бедняга извозчик решил, что пора в самом деле бросить пить, а то мало ли что привидится в другой раз…)

– Кто будет вести допрос – вы или я? – спросил Гиацинт, когда они с Амалией, вернувшей себе приличный вид, шли к фехтовальному залу.

– Ну зачем же так официально – допрос? – отозвалась Амалия. – Мы просто ищем господина, который вчера в магазине по рассеянности забрал ваши покупки, а у нас оказались его покупки… вот и все!

Восхищенный Леденцов решил, что в самом деле не мешало бы поучиться у баронессы Корф более тонким методам, и приготовился внимать и наблюдать. Если бы в это мгновение Амалия попросила его броситься в жерло вулкана, он бы даже не стал колебаться.

Они вошли в приземистое, ничем не примечательное здание и у швейцара сразу же узнали все, что их интересовало.

– Господин с военной выправкой и тросточкой с попугаем? Как же-с, сударыня, знаем-с. Они-с капитан в отставке, а зовут их Алексей Михалыч Печенкин. Вам повезло – они сейчас тренируются в главном зале.

Амалия и Гиацинт обменялись быстрым взглядом.

– Я думаю, надо вернуть ему покупки, – заметила Амалия. – А то как-то неловко получилось…

Они сняли верхнюю одежду и, оставив ее в гардеробе, вскоре оказались в большом, двусветном зале, в котором в этот час тренировалось с десяток человек. То и дело слышался лязг клинков и возгласы: «Туше!», «Защищайтесь!».

– Мы ищем капитана Печенкина, – сказала Амалия служителю.

– Вот он, с господином Лежандром, – отозвался служитель, указывая на высокого господина с военной выправкой, который только что закончил бой на рапирах с хозяином и раскланивался с ним самым изысканным образом.