Последние женщины уводили засидевшихся мужей от опустевшего стола, а Сайкин все сидел напротив батареи пустых бутылок, пока Лариса не помогла ему подняться и дойти до сенного сарая. В его темной глубине стояла железная кровать с панцирной сеткой, в которой глубоко утонул зад Сайкина. «Прости мне минуту слабости, Господи», — подумал он, засыпая.
Глава 9
Высокие сводчатые потолки больницы тонули в полумраке так и не распогодившегося дня. В этом сумеречном свете стены, крашенные белой масляной краской, выглядели серыми, давно немытыми.
Прохаживаясь взад-вперед мимо двери с табличкой «ординаторская» по истоптанному тысячами посетителей и больных стертому кафельному полу, Сайкин часто останавливался и смотрел на наручные часы. Казалось, время остановилось. Больница спала.
Иногда по коридору неслышно, как тени, передвигались мужчины, нарочито медленно направляясь в туалет или курилку, а потом обратно в палаты. От нечего делать, провожая эти бесплотные фигуры взглядом, Сайкин перекладывал из руки в руку увесистый пластиковый пакет с гостинцами, купленными по дороге, и снова принимался ходить взад-вперед.
Стук его каблуков терялся в сводах потолка, в сыром воздухе, незнакомом запахе лекарств и болезней.
Устав от бессмысленного хождения, он отошел от двери и сел на широкий низкий подоконник, поставив рядом пакет с продуктами. За мутными стеклами мелкий дождь оставался почти незаметным. Дверь ординаторской приоткрылась, оттуда выпорхнула молодуха в безукоризненно белом халате и шапочке. Халат не закрывал ее круглые колени. Сайкин живо соскочил с подоконника.
— Прошу прощения, не скажете ли, когда заканчивается совещание?
Приближаясь к женщине, он показал ей одну из своих самых доброжелательных улыбок. Та остановилась и внимательно посмотрела ему в лицо. Ее напряженное и в то же время отсутствующее лицо медленно становилось человеческим, дела, по которым она торопилась, оказались мгновенно забыты.
— Вы имеете в виду пятиминутку?
— Ничего себе пятиминутка, я здесь под дверью битый час околачиваюсь.
Сайкин заулыбался еще шире и, не отрываясь, смотрел в бархатные глаза женщины, стараясь определить, кто перед ним: молодящаяся врач или опытная медсестра. Женщина тоже улыбнулась в ответ.
— Ну, это только так называется «пятиминутка». А вы хотели видеть кого-то из врачей?
— Да, хотел поговорить с Абакумовым Андреем Петровичем, хирургом. Два дня назад он оперировал моего друга. Его доставили к вам после автомобильной аварии, точнее, он попал под машину.
— Как фамилия больного?
— Федоров, звать Сергей Сергеич.
— Как же, хорошо помню.
— Знаете что, пойдемте со мной. Не хочется говорить в коридоре.
Женщина повернулась и зашагала дальше. Сайкин направился за ней, отступив на полшага. Остановившись возле двери без таблички или номера, она открыла дверь своим ключом и сделала приглашающий жест. Сайкин замотал головой, и тогда она вошла в кабинет первой. Комната оказалась узкой и длинной и явно не предназначалась для приема пациентов, скорее, для отдыха медперсонала. Здесь стоял протертый диван неопределенного цвета, через ветхую обивку которого того и гляди, вылезут на свет все пружины, крашеный стол, придвинутый вплотную к окну. На столе полупустая банка с сахарным песком.
— Садитесь, где хотите, — сказала женщина. — Кстати, меня зовут Майя Николаевна Мельникова.
Она протянула для рукопожатия небольшую ладонь. Кисть женской руки оказалась неожиданно крепкой. Любивший энергичные рукопожатия, Сайкин отметил это с удовольствием.
— Виктор Степанович Сайкин.
— Садитесь, — повторила Майя Николаевна.
Она взяла с подоконника электрический чайник, наполнила его почти до краев над раковиной, поставив на стол, включила в розетку. Сайкин долго выбирал, на что бы сесть, и, наконец, поставив пакет на пол, осторожно опустился на лакированный деревянный стул, самый новый из всех предметов здешней обстановки. Стул жалобно замяукал.
Женщина щелкнула выключателем, и под высоким потолком, часто замигав, загудела и, наконец, загорелась ровным светом лампа дневного освещения. В этом мертвенном, безжалостном к женщинам свете на лице Майи Николаевны стали заметны новые морщинки, а под глазами проступила легкая синева. Сайкин подумал, что в этой келье каждый человек становится раза в полтора старше самого себя и лишается всего своего человеческого обаяния. Майя Николаевна села на диван и, наклонившись вперед, замерла в неудобной позе.
— Я анестезиолог, и операцию вашему другу мы делали вместе с Андреем Петровичем, — сказала она. — Вас интересует состояние больного?
— Да, конечно, интересует. Он что, так плох?
— Точнее, чем я, вам смог бы объяснить ситуацию сам Андрей Петрович. Но он избегает общения с близкими больных. Вы еще сможете в этом убедиться.
Майя Николаевна покусала ноготь указательного пальца, встала и подошла к чайнику, собиравшемуся уже закипать.