Заблудившиеся

— Герман рассказал мне, что люди твоего Сайкина вытворяли там, на стоянке, — сказал он. — После этого парень просто заболел. Не знаю, как тебе, а мне страшно. Послушай, если еще не поздно, брось все к чертовой матери, порви с этим Сайкиным навсегда. В конце концов, подари ему всю свою макулатуру, все, что там написал. И порви с ним. Этот Сайкин куда страшнее, чем я думал. Да, у Германа был нервный срыв, истерика.

— Парень просто слишком впечатлительный, — сказал Пашков. — У него тонкая нервная организация.

— Дурак ты, — ответил брат.

Глава 12

Телефон звонил долго и требовательно. Владимир Петрович Крыленко выпростал руку из-под теплого ворсистого пледа и ощупью нашел аппарат. Не поднимаясь с дивана, он поднес к уху трубку и услышал на том конце провода милый голосок своего секретаря Агнессы Георгиевны. Она попросила прощения за беспокойство и пожелала доброго утра, а потом замолчала. Это молчание длилось долго.

Наконец, Агнесса Георгиевна все тем же нарочито молодым, по-утреннему бодрым голосом осведомилась, не будет ли у Владимира Петровича к ней каких-нибудь поручений. Крыленко в полутьме своего домашнего кабинета таращил глаза, прижимая к уху холодную трубку, и не мог сообразить, ночь на дворе или уже утро. Сперва, услышав голос секретаря, он хотел нагрубить ей, даже сказать что-то оскорбительное, но вовремя сдержался, вспомнив, что сам просил Агнессу Георгиевну позвонить ему домой ровно в шесть, чтобы разбудить его.

Крыленко сел на диване, поблагодарил секретаря за звонок и попытался сказать любезность, но нужные слова не нашлись, он только ответил, что поручений пока не будет, и положил трубку.

Влюбленный взгляд, неуместные заигрывания Агнессы Георгиевны, слишком яркая косметика, откровенные, совершенно неделовые платья и костюмы в последнее время раздражали Крыленко до дрожи бешенства в пальцах. И каждый раз он сдерживался, чтобы не сделать замечание, одергивал себя, но рано или поздно, он знал это наверняка, остановить себя не сможет, наорет, покроет матом эту особу и с обязательным громким скандалом выпрет ее с работы.

Но рассудительный внутренний и уравновешенный голос шептал, лучше не делать скандала, а избавиться от Агнессы по-тихому, самому через знакомых подыскать ей хорошее денежное место, тихую бумажную работу. Все бы ничего с этой чертовой бабой, и можно за старательность, аккуратность в работе простить ей многие грешки, но уже не раз Владимира Петровича ставили в известность люди, пользующиеся уважением и доверием Крыленко, о странном поведении Агнессы Георгиевны.

Секретарь недвусмысленно давала понять не только сослуживцам, и без того хорошо осведомленным, но и деловым партнерам, людям сугубо посторонним, что имеет на Крыленко большое влияние и часто именно ее мнение становится решающим при решении того или иного вопроса. Она, выхлебав бутылку шампанского на презентации выставки, имела наглость самодовольно заявить одному зарубежному фирмачу, что они с Володей люди далеко, ой как далеко не чужие друг другу, а скорее наоборот, и пьяно захихикала. В разговорах с деловыми клиентами она позволяла себе многозначительные намеки в его адрес, томно поводила глазами. Эти дурацкие намеки, неуместная игра взглядов, заигрывания наедине с Крыленко… Бог свидетель, он терпел долго, теперь Агнесса пусть винит и ругает только себя.

Лишь единожды или дважды он напомнил секретарю, что ходит она на работу, в присутственное место, а не в кабак, поэтому не нужно злоупотреблять косметикой, носить облегающие юбки и открытые блузки. Похоже, она ничего не поняла, не захотела понять, а может только строит из себя непроходимую дуру: «Тебе не нравится, котик? Я ведь для тебя старалась, и, в конце концов, издательство — не монастырь». Поговори с ней после этого.

Крыленко как бы в шутку напомнил секретарю о ее возрасте, мол, ее ляжки слишком жидкие, чтобы принародно ими трясти. Но это тупое создание опять не захотело ничего понимать. Женщине за сорок, она не в лучшей форме даже для своих лет, а мнит из себя… Да, так кем она себя мнит? В голове вертелись только самые грязные ругательства.

Позже, обдумав ситуацию спокойно, без налета эмоций, Крыленко догадался, Агнесса имеет на него свои далеко идущие виды. Она втерлась к нему в доверие, размышлял Владимир Петрович, знала его в минуты слабости и душевной открытости. Агнессе хорошо известно, что с супругой Ириной Андреевной они давно стали совершенно чужими друг другу людьми и, может, только Сергей сближает их иногда.

Он слишком много болтал, а она молча делала выводы и строила свои грязные замыслы. Какая душевная человеческая нечистоплотность, бабий самичий эгоизм, вздыхал Крыленко. Ничего, о него, как об острый камень, она обломает свои крашеные ноготки. Четкое осознание своего положения, отрезвление, пришло слишком поздно, но все-таки оно пришло.