Заблудившиеся

Несколько дней назад городская налоговая инспекция нагрянула в издательство с проверкой. Ее сотрудники, люди молодые, приятные, отменно любезные, объяснили, что проверка носит обычный плановый характер, сейчас интересуются финансовым положением многих организаций и фирм, простая формальность, соблюсти которую тем не менее, нужно, в общем, плевое дело и беспокоиться не стоит.

Владимир Петрович и не беспокоился. Бумаги он держал в образцовом порядке и этих проверяльщиков никогда не опасался. Но инспектора оказались не промах. Они ходили по отделам, рылись в отчетах и ведомостях, что-то сверяли, подсчитывали, вдруг потребовали регистрационные документы фирмы. Проверка завершилась так же внезапно, как и началась, о ее результатах никто не поставил Крыленко в известность. Пошуровав в офисе «Прометея» в течение трех дней, инспектора исчезли. Владимир Петрович и не заметил отсутствия инспекторов, подумал, те закончили свою работу и дело с концом. Но не тут-то было.

Два дня новой рабочей недели прошли спокойно, никто не требовал документов, не стоял над душой. Неприятные мысли приходили в голову, лишь когда встречался взглядом с Агнессой Георгиевной. А в среду начался этот кошмар.

Как стало известно Владимиру Петровичу позднее из отрывочных данных, разговоров оперативных работников, слов старшего следователя Ефремова, налоговая инспекция направила свое заключение, весьма нелестное, о деятельности издательства «Прометей-Европа» в городскую прокуратуру, санкционировавшую проведение обыска. Во второй половине дня, уже под вечер, войдя в кабинет Крыленко без стука, два мужчины в штатском предъявили ему удостоверения оперативных работников ГУВД, ордер на обыск и заставили расписаться. Владимиру Петровичу показалось, что его зло разыгрывают.

Потом он увидел бледное, вдруг постаревшее лицо Тимофеева, своего коммерческого директора, вошедшего в его кабинет расхлябанной неэнергичной походкой, будто ноги стали поролоновыми, и понял, все происходит наяву, а не в дурном сне, никто из этих серьезных мужиков разыгрывать его не собирается. Крыленко чувствовал, как от волнения дрожит, вибрирует его голос, он старался не заискивать, говорить спокойно, не задавать глупых вопросов, но себя контролировал плохо.

Зачем-то спросил, подобострастно заглядывая в глаза оперу, в чем его обвиняют. Мужик ответил, ни в чем не обвиняют, сел на стул и уставился в окно. Тогда Владимир Петрович поинтересовался: возбуждено ли против него уголовное дело? Должен ведь понимать, что на этот вопрос рядовой исполнитель ответа не знает. А спросил все-таки. Он и еще что-то спрашивал, бессмысленно глупое, а в это время молодые парни в штатском вносили в его кабинет объемистые папки с документами, сортировали их на его письменном столе. А он ходил взад-вперед по комнате, как по тюремной камере, заложив зачем-то руки за спину, натыкаясь взглядом на тупую физиономию Тимофеева, бледную, будто его взяли с поличным на квартирной краже.

Оперативники перекрыли выход, приказав вплоть до особого распоряжения всем сотрудникам оставаться на рабочих местах. Постепенно в кабинете Крыленко выросла целая гора деловых бумаг, сложенных на его письменном столе и столе для посетителей. Все печати и штампы собрали отдельно, на журнальном столе и начали составлять протокол изъятия. Двое оперативников, сдвинув кресла и обосновавшись в них как дома, быстро пронумеровывали страницы документов, и отложенные пачки сносили вниз, к машине.

Крыленко удивляло, что никто не задал ему ни единого вопроса по существу, не объяснил причину всего происходящего. Дикое это действо происходило почти при полной тишине, и, может, оттого гнетущее впечатление многократно усиливалось. Крыленко плохо соображал, он совершенно перестал ориентироваться во времени, спросил, может ли он сейчас позвонить жене, и получил утвердительный ответ. Но тут он вспомнил, что жены нет в Москве, она на Кавказе, и вообще звонить ей совершенно незачем. Он еще походил по комнате и велел мешавшемуся под ногами Тимофееву ждать в приемной.

В это время щуплый парень в кофте домашней вязки, в очках бесцеремонно вываливал на пол из ящиков содержимое его стола. Среди прочего оперативники обнаружили шведский журнал «Сперма», с видимым интересом полистали его и бросили на пол. С опозданием — и это Владимир Петрович расценил как промашку оперативников — от него потребовали выложить на стол содержимое карманов. Предательски дрожащими пальцами он выудил бумажник, мятую пачку сигарет, зажигалку.

Агнесса Георгиевна выбрала минуту унизительного личного обыска, чтобы заглянуть в его кабинет со своим любимым вопросом, не будет ли каких распоряжений, и стала свидетелем того, как ее начальник, покрывшись красными пятнами, выворачивает карманы брюк перед каким-то молокососом.